В середине XIX в. вторжение империалистических держав в Китай и превращение его в полуколониальную страну обусловили возникновение прослойки китайских кули, отправлявшихся на заработки за пределы родины и составивших значительную часть китайской миграции. В классификации, предложенной китайскими учеными, период новой истории Китая с середины XIX до середины XX вв. характеризуется как второй период масштабных внешних миграций[1].  В типологии, предложенной У. Петерсоном, эта миграция кули определяется как «impelledmigration»– «побудительное перемещение»[2]. Всего в 1851-1925 гг. за пределы Китая по контрактам выехало 1 млн. 930 тыс. китайских чернорабочих[3], и китайская миграция на российский Дальний Восток стала частью общего потока китайских мигрантов, искавших лучшей доли за рубежом.

Российский Дальний Восток становится третьим по привлекательности регионом в мире (после Юго-Восточной Азии и Америки) для китайских мигрантов. Китайские подданные добирались сюда двумя основными путями: по суше (сначала в Северо-Восточный Китай, затем проникали в Приамурье и Приморье) и морем (из портов Циндао либо Чифу (Яньтая) до порта Владивосток). Только из Яньтая в Россию в 1907 г. было отправлено 60-70 тыс. китайских кули[4].

На Дальнем Востоке России в процессе колонизации ведущей отраслью хозяйства стало земледелие, что было обусловлено обилием плодородных земель и отсутствием помещичьего землевладения. Происходило становление и развитие дальневосточной промышленности, как за счет государства (строительство портов, крепостей, транспортных коммуникаций), так и с привлечением частного капитала. Наиболее активно развивались отрасли обрабатывающей промышленности: мукомольная, винокуренная, маслобойная, кожевенная, деревообрабатывающая, металлообрабатывающая. Развивалась добыча угля. В 1914 г. на каменноугольных предприятиях Уссурийского горного округа было добыто более 14 млн. пудов угля[5]. Самой прибыльной отраслью хозяйства региона в начале XX в. являлась золотопромышленность. С 1908 по 1914 гг. в Амурской области число приисков увеличилось с 256 до 344, в Приморской – с 31 до 155, в Забайкальской – со 129 до 172. В 1912-1913 гг. среднегодовая добыча  золота в регионе с учетом незарегистрированного  составила 1500 пудов[6].

Заселение Дальнего Востока требовало наладить надежное транспортное сообщение восточной окраины государства с центральными районами. Начали создаваться капитальные транспортные коммуникации. В 1891-1897 гг. была построена Уссурийская железная дорога. В 1900 г. вступила в строй Забайкальская железная дорога. В 1908-1916 гг. была построена Амурская железная дорога, соединившая ст. Куенга Забайкальской железной дороги и Хабаровск. В 1896 г. было начато строительство Владивостокского порта. К началу первой мировой войны Владивостокский порт становится одним из пяти крупнейших морских портов России. В 1914 г. грузооборот Владивостокского порта составил 80,8 млн. пудов, в 1915 г. – 117,8 млн. пудов, в 1916 г. – 160,4 млн. пудов[7]. Развивалось и речное судоходство в бассейне р. Амур. Монопольное положение в этой отрасли заняли «Амурское общество пароходства и торговли» и товарищество «Амурский флот».

Дальнейшее поступательное развитие отраслей промышленности на российском Дальнем Востоке в условиях недостаточной освоенности этого региона обуславливало постоянную потребность в рабочей силе. Привлечение в край колонистов из западных стран, требовавших передачу земли в частную собственность без принятия российского подданства, не отвечало геополитическим и стратегическим интересам российского правительства[8]. Практикуется найм китайской рабочей силы в географически близком Китае. Приток китайцев из Маньчжурии на российский Дальний Восток увеличивается.

Китайские рабочие нуждались в продуктах и одежде китайского производства, что, в свою очередь, привлекало на Дальний Восток России китайских предпринимателей. Рынком сбыта их товаров стало и русское население, т.к. дальневосточная окраина России вследствие отдаленности от основных центров производства слабо снабжалась продовольственными и промышленными товарами. Успешности их бизнеса способствовала большая протяженность русско-китайской сухопутной границы, что позволяло осуществлять и контрабандный провоз товаров.

Удаленность Дальнего Востока от промышленных и культурных центров Российской империи, неразвитость транспортной инфраструктуры, использование потенциала дальневосточной окраины в большей степени как источника сырья обусловили ограниченность круга специализаций и возможностей профессионального использования китайских мигрантов, прибывавших на российскую территорию.

Попытки охарактеризовать хозяйственную деятельность китайцев на российской территории, классифицировав их по группам, предпринимались рядом исследователей. Так, В.В. Крестовский всех китайцев в Южно-Уссурийском крае делил на «городских» – проживавших в городах и «не городских» – живущих «либо общинами, либо вразброд по всему краю или наплывающих сюда только временно на промысловый период»[9].

В.К. Арсеньев выделял четыре категории китайского населения в Уссурийском крае: 1) китайские охотники и звероловы; 2) арендаторы земель у русских крестьян; 3) рабочие (кули) на заводах и в различных промышленных предприятиях; 4) купцы в городах, селах, деревнях[10].

Исходя из рода занятий и степени оседлости, мы предлагаем следующее деление китайских мигрантов на группы: 1) «зазейские маньчжуры»; 2) торговцы; 3) кустари и ремесленники; 4) рабочие (в т.ч. приисковые); 5) земледельцы; 6) промысловики, контрабандисты, хунхузы.

«Зазейские маньчжуры». По Айгуньскому договору 1858 г. в состав Российской империи вошел Зазейский край. До 80-х гг. XVII в. на этой территории в основном проживали дауры и солоны. В конце XVII в. здесь появляются знаменные маньчжуры, переселяемые цинским правительством в период русско-китайских конфликтов на Амуре, а затем – ссыльные китайцы. Постепенно на левобережье Амура складывается анклав их компактного проживания, получивший название «маньчжурский клин» и включавший во второй половине XIX в. до 64 поселений[11]. В этих поселениях действовала местная китайская администрация (старосты), подчиненная вышестоящей айгуньской власти (фудутунству)[12].

По Айгуньскому договору, «зазейские маньчжуры» получили право оставаться «вечно на прежних местах их жительства, с тем, чтобы русские жители обид и притеснений им не делали»[13]. Ст.1-я Пекинского договора четко формулирует принадлежность Зазейского края Российской империи. Юридический статус левобережных земель Амура был официально закреплен, цинскому же правительству была предоставлена юрисдикция над своими гражданами, проживавшими на данном участке российской территории. В подтверждение этому приведем мнение Ли Юнчана, который считает, что китайцы в Приморье и Приамурье обрели статус мигрантов с подписанием Айгуньского и Пекинского договоров, когда Россия получила право на эти земли[14]. Впрочем, что касается китайского населения Уссурийского края, то ни русские, ни китайские представители не могли с точностью указать их местонахождение, о чем свидетельствовало следующее условие Пекинского договора: «Если бы в вышеизложенных местах оказались поселения китайских подданных, то русское правительство обязуется оставить их на тех же местах и дозволить по-прежнему заниматься рыбными и звериными промыслами»[15].

Пользовавшиеся правом экстерриториальности «зазейские маньчжуры», которых в 1893 г. насчитывалось 16 102 чел.[16], не платили податей и налогов в русскую казну, отправляли рекрутов в цинскую армию, в случае возникновения конфликтов обращались к цинским чиновникам. Цинские чиновники регулярно приезжали в селения маньчжур на левом берегу Амура с инспекциями, основной целью которых, как отмечает Лю Банхоу, была защита местных жителей от притеснений со стороны русской администрации[17].

Практически в каждом селении располагалась частная школа, в которой ученики-китайцы изучали китайские канонические тексты, желающие продолжить образование – уезжали в Айгунь. Селения «зазейских маньчжур» управлялись старостами. Пять-шесть поселений образовывали сельские общества во главе с главным старшиной. Старосты сельского общества под предводительством старшины составляли сельский суд. Старосты и старшины назначались айгуньскими властями и подчинялись непосредственно им. Те дела, которые не могли быть разрешены на месте, отправлялись в айгуньский ямынь. На бытовом уровне между русским и маньчжурским «зазейским» населением сложились добрососедские взаимоотношения. Маньчжуры обеспечивали русское население продовольствием (привозили они свои товары и в Благовещенск), а казаки маньчжур – одеждой[18].

Но с начала 1870-х гг. во взаимоотношениях на уровне населения происходят неблагоприятные перемены. По мере освоения края сельскохозяйственные наделы «зазейских маньчжур» и прибывавшего на Дальний Восток русского населения оказались в непосредственной близости. Цинские подданные лишились возможности расширять свои угодья. Для русской администрации очевидным стал тот факт, что маньчжурские и китайские поселения были расположены на самых плодородных землях Приамурья, и находились в непосредственной близости от важнейших речных артерий.

Русская администрация попыталась урегулировать возникавшие земельные споры между русскими крестьянами и маньчжурами, проведя межевание земли в этом районе, но земельные конфликты не прекращались. Стали происходить кражи сена «зазейскими маньчжурами» у русских крестьян, уничтожение ими телеграфных столбов. Тогда местные русские чиновники встали на путь отменить де-факто право экстерриториальности «зазейских манчжур», разработав особые паспортные правила для «зазейских маньчжур» и механизм взимания с них налогов, что противоречило положениям Айгуньского договора и вызывало многочисленные протесты китайских региональных властей.

«Маньчжурский клин» прекращает свое существование в период восстания ихэтуаней, во время благовещенских событий. Военные действия 1900 г. в Приамурье достаточно подробно описаны исследователями[19].

1 июля 1900 г., при прохождении мимо деревни Сыдаогоу, русский пароход «Михаил» был обстрелян ружейными выстрелами с китайского берега. Цинские власти потребовали отдать им военный груз парохода «Михаил», причалившего к китайскому берегу. Пограничный комиссар В.Б. Кольшмидт, находившийся на подошедшем к месту инцидента военном пароходе «Селенга», запретил китайцам подниматься на судно. Завязалась перестрелка, в ходе которой были убиты более 20 русских. На следующий день в сторону Айгуня направился отряд русских  кораблей, началась перестрелка в районе укрепленного пикета Калуньшань. В тот же день китайцы открыли из Сахаляна артиллерийский и ружейный огонь по Благовещенску. Казачьими соединениями начались зачистки китайских пикетов по Амуру. С середины июля военные действия были в основном перенесены на китайскую территорию и велись подразделениями регулярных войск[20].

После обстрела Благовещенска военным губернатором Амурской  области К.Н. Грибским было дано указание выдворить китайское население с российской территории. Остававшиеся в городе китайские подданные под конвоем полиции были доставлены в район ст.Верхнеблаговещенской (где Амур наиболее узок), где конвойные погнали их в воду, заставив вплавь переправляться на правый берег Амура. Тех, кто сопротивлялся, уничтожали. Немногие умели плавать и достигли берега. Всего в Амуре утонуло около 3 тыс. китайцев[21].

Еще до начала репрессий большая часть маньчжурского населения зазейских территорий перешла на китайский берег Амура. Китайские войска предприняли попытку занять эту территорию. Русскими военными соединениями была проведена зачистка зазейских маньчжурских селений, и анклав «зазейских маньчжур» окончательно прекратил свое существование.  Освободившиеся после ухода китайских подданных земли были предоставлены для заселения Амурскому казачьему войску.

После событий 1900 г. цинское правительство предпринимало попытки вновь заселить зазейские территории китайцами. В 1907 г. правительственные чиновники через генерал-губернатора Трех Восточных Провинций Сюй Шичана направили просьбу Приамурскому генерал-губернатору предоставить земли для поселения китайцев. В 1908 г. Айгуньский фудутун Яо Фушэн обратился к русской администрации с той же просьбой, а также направил чиновников осмотреть бывшие поселения «зазейских маньчжур». Чиновники доложили, что земли уже заняты русскими. Проекты возвращения территории «зазейских маньчжур» озвучивались чиновниками Хэйлунцзянской провинции в МИДе Китая вплоть до 1924 г., но практической реализации не получили[22].

Торговцы. Китайское население на российском Дальнем Востоке активно занималось торговлей. Правилами для сухопутной торговли  России с Китаем 1861 и 1881 гг. предусматривалась свободная и беспошлинная торговля между русскими и китайцами в 50-верстной пограничной полосе. А экономическое развитие региона обусловило переход от примитивного товарообмена между порубежными жителями до развитой приграничной торговли с солидными товарооборотами и формированию класса купцов-посредников как с русской, так и с китайской стороны. Вследствие широкомасштабного переселенческого движения из европейской части России и высоких цен на товары в Приамурье китайские купцы имели значительные прибыли, открывая повсеместно на левом берегу Амура свои лавки и магазины. Китайские предприниматели снабжали также и китайских подданных, находившихся на российской территории, китайскими продуктами и одеждой.

Китайские купцы занимали лидирующие позиции в мелкой и розничной торговле. По сравнению с русской торговлей, китайская торговля имела следующие преимущества: крупные фирмы предоставляли кредиты более мелким фирмам; даже небольшие прибыли пускались в оборот; на жалованье служащим и найм помещения тратились минимальные средства; служащие фирм вовлекались в качестве пайщиков в сферу торговли; китайские фирмы систематически уклонялись от налогов; широко велась торговля контрабандными товарами из Китая; зачастую сбывались некачественные товары. Это позволило создать китайским торговцам разветвленную сеть своих фирм по всему краю[23].

В 1893 г. общая сумма торговых оборотов китайских фирм Владивостока составляла 6 млн. руб. Местное русское купечество пыталось несколько раз ввести ограничения на торговую деятельность китайцев, но безуспешно. Так, в августе 1903 г. на 4-м Хабаровском съезде, несмотря на довольно резкие выступления в отношении китайской торговли, съезд высказался против принятия каких-либо репрессивных мер, отметив необходимость «полной свободы торговли на почве естественной конкуренции»[24].

В 1908 г. только во Владивостоке было 16 китайских фирм с капиталом свыше 200 тыс. юаней, более 100 фирм с капиталом свыше 20 тыс. юаней, и 400-500 небольших торговых предприятий с капиталом от 100 до 1 тыс. юаней[25]. По данным китайских источников, в 1908 г. во Владивостоке постоянно находилось 40 тыс. китайских торговцев[26].

В общем же, в Приморской и Амурской областях в 1910 г. насчитывалось 4267 крупных и мелких китайских торговых предприятий с совокупным оборотом более 25 млн. руб.[27]. Существование в качестве общин, наличие развитой общинной инфраструктуры, ярко выраженная групповая солидарность – все эти признаки, присущие «торговому меньшинству» в эмиграции[28], были характерны и для среды китайских предпринимателей на территории российского Дальнего Востока.

В руках китайцев фактически находилась средняя и мелкая торговля, а развитая система взаимного кредитования и минимальные накладные расходы позволяли китайским предприятиям уверенно чувствовать себя на рынке. Разрабатывавшиеся с 90-х гг. XIX в. и до Первой мировой войны различные проекты по ограничению китайской торговли законодательного подтверждения так и не получили, т.к. для принятия ограничительных мер, с одной стороны, требовалось пересмотреть договора с Китаем, с другой стороны, китайские товары вследствие своей дешевизны охотно раскупались населением Приамурья[29].

Кустари и ремесленники. Китайские подданные прочно заняли нишу в ремесленном производстве российского Дальнего Востока. В ремесленно-промышленном секторе экономики в начале XX в. китайские мигранты заняли третью позицию, уступая российским и японским подданным. Позиции китайских подданных были наиболее сильны в следующих отраслях: швейная (61%), кузнечное дело (30%), пошив китайской обуви (100%), пивоварение (41,6%), хлебопекарное и кондитерское дело (36,6%), кожевенная (50%), меховая (100%), известковая (100%), гончарная (100%), приготовление краски (50%), и уксуса (100%)[30].

В 1913 г. китайцам принадлежало в крае 100% прачечных, 86% всех портняжных мастерских, 71% – плотницких и столярных, 75% – слесарных и кузнечных, 84% – часовых и ювелирных[31]. Китайцы работали столярами, плотниками, кровельщиками, печниками, малярами, поварами, парикмахерами, лакеями, фотографами, золотарями, занимались ремонтом обуви и т.п. Это была прослойка, которая предоставляла свои услуги русскому населению по ремонту и изготовлению обиходных товаров, занималась мелким и средним кустарным и ремесленным производством в городах и селах российского Дальнего Востока.

Рабочие (в т.ч. приисковые). С 70-х гг. XIX в. на Дальний Восток России стали прибывать на заработки китайцы, когда их стали выписывать на постройку Владивостокской крепости и порта, Уссурийской железной дороги и на частные предприятия. Китайские рабочие привлекали русских работодателей своей неприхотливостью и неконфликтностью; работали практически без праздников и выходных; удовлетворялись гораздо меньшей, чем русские рабочие зарплатой. Они соглашались трудиться за зарплату на 20-50%, а то и на 70% меньше, чем русские рабочие соответствующей специальности. Так, в середине 1880-х гг. китайцы на строительстве дока во Владивостоке получали не более 85 коп. в день (русские рабочие — 1-1,5 руб. в день). «Желтый» труд был признан исключительно дешевым и стал быстро завоевывать дальневосточный рабочий рынок[32].

Китайские рабочие были заняты во многих отраслях промышленности края – в угольной, строительной, лесной, пищевой, кожевенной, винокуренной и др. Значительную роль китайский труд играл в золотопромышленности – ведущей отрасли экономики дальневосточного региона в конце XIX – начале XX вв.

Добыча золота в Амурской области была начата в 1864 г. Сразу же последовал запрет русских властей использовать на приисках русских рабочих из состава амурских переселенцев, с тем, чтобы развивающаяся золотопромышленность не отвлекала переселенцев-крестьян от земледелия. Для золотодобычи, в соответствии с положением Комитета Министров от 23 июля 1865 г. о разрешении частного золотого промысла в Амурской и Приморской областях, а также п.5. прил.2-го к ст.661 Устава горного, было разрешено пользоваться услугами китайских сезонников. На прииски в качестве рабочих опускались и другие иностранцы, но по «отдельным, каждый раз испрашиваемым» разрешениям Восточно-Сибирского генерал-губернатора. К 1900 г. число китайцев на золотых приисках превышало 15 тыс. чел., а всего в Амурской области насчитывалось 206 приисков. Высоко поднялись паи малоизвестных амурских золотопромышленных компаний на петербургской бирже. Широко распространилась практика сдачи золотоносных площадей в аренду китайским предпринимателям. Значительная часть добытого золота тайно выносилась за границу китайскими рабочими. По сведениям журнала «Вестник золотопромышленности и горного дела вообще», тайный сбыт забайкальского и амурского золота в Китай в 1893 и 1894 гг. составлял до 500 пудов в год[33].

После русско-китайского конфликта 1900 г. число китайских старателей в крае уменьшается. Так, на Джалиндинских приисках количество китайских отходников уменьшилось более чем на 1500 чел. Добыча золота по сравнению с периодом до 1900 г. упала более чем наполовину. Уровень золотодобычи возрос только в 1908 г., когда количество китайских рабочих на приисках вновь стало преобладать над количеством русских[34]. По официальным данным, численность китайских старателей на приисках горных округов Приамурья, Приморья и Забайкалья в  1910 г. достигала 25 тыс.чел.[35].

Накануне Первой мировой войны китайские и корейские отходники составляли 80% всех приисковых рабочих Восточной Сибири, на приисках Амурского горного округа – 90%, Буреинского – 93%[36]. Меры по ограничению въезда китайских рабочих на прииски Приамурья встречали противодействие золотопромышленников края, которые предпочитали продолжать хищническую добычу золота с помощью китайских старателей, нежели нести значительные убытки вследствие запрещения «желтого труда».

С сокращением кадров русских рабочих в золотопромышленности края в связи с началом Первой мировой войны принимаются меры к облегчению допуска китайских старателей на прииски. Совет Министров своим Положением от 15 сентября 1916 г. вменил в обязанность российским консульским учреждениям в Китае регистрировать национальные паспорта китайцев, а также предоставлять им право трехмесячной отсрочки для выкупа русских билетов. В последующие годы революционных преобразований на Дальнем Востоке на приисках Приамурья также в широких масштабах применялся труд китайских отходников[37].

В других отраслях промышленности уже в начале XX в. китайские рабочие составляли подавляющее большинство в сфере неквалифицированного рабочего труда. Они выполняли погрузочно-разгрузочные работы на пристанях, на железных дорогах, строили дома; трудились на угольных шахтах, свинцово-цинковых рудниках, на металлообрабатывающих, деревообрабатывающих, винокуренных, кирпичных и др. заводах, мельницах. Обычно они приезжали в Россию на сезонные заработки в марте-апреле, возвращались на родину в ноябре-декабре.

В 1911 г. китайцев в лесопромышленности Приморья насчитывалось 3,1 тыс. чел. (67,1% от всего количества рабочих в этой отрасли), на портовых работах – 57,8%, на кирпичных заводах – 92,5%[38]. Широко применялся китайский труд на строительстве железных дорог. Так, за 1892-1916 гг. на сооружении Транссиба трудилось в общей сложности 200 тыс. чел. китайских рабочих[39].

Труд китайских рабочих широко использовался как в государственном, так и в частном секторах экономики. В частности, для строительства военных объектов в Амурской и Приморской областях в 1911 г. было разрешено на контрактной основе привлечь 24 тыс. китайских рабочих. К началу Первой мировой войны с использованием труда китайцев были построены оборонительные сооружения на  о. Русский и во Владивостоке, база Амурской военной флотилии, военные городки в Благовещенске, Хабаровске и др. населенных пунктах края[40].

Для хозяев частных фирм из-за чрезмерных расходов, которые надо было затратить на перевозку рабочих, было невыгодно выписывать рабочих из европейской части России. Поэтому зависимость от китайского труда сохранялась. Всего же в 1910 г. в Приамурье и Приморье на казенных и частных предприятиях трудились 61 290 русских и 4 535 китайских рабочих[41].

Китайские авторы считают, что китайские рабочие внесли определенный вклад в развитие российского Дальнего Востока, участвуя в строительстве КВЖД, т.к. КВЖД строилась на русские деньги и в первую очередь должна была служить русским национальным интересам, а значит, фактически «являлась продолжением Транссиба». Если в 1897 г. на строительстве дороги трудилось не более 10 тыс. чел., то к июню 1900 г. – уже 170 тыс. китайских рабочих[42].

Земледельцы. Китайские мигранты на территории Приамурья занимались земледелием. В 1897 г. земледелием занималось примерно 33% китайского населения в Амурской области и 11,5% в Приморской. В китайском земледелии на российском Дальнем Востоке можно выделить два направления: огородничество (в городах Дальнего Востока постоянным был спрос на китайские свежие овощи, например, в наиболее заселенном районе Южно-Уссурийского края между с. Никольским и Владивостоком располагалось 118 китайских земледельческих хозяйств, в которых работало 493 китайских овощевода)[43] и промышленно-сырьевое (выращивание зерновых культур и мака). С переселением крестьян из Европейской России китайцы стали постепенно выселяться с насиженных мест. Появились такие новые явления как аренда китайцами земли у русских крестьян и использование наемного труда китайских сельхозрабочих. При особенностях почвы и климата на Дальнем Востоке для русских земледельцев было выгоднее сдавать землю китайцам или нанимать китайских рабочих, чем самим вести хозяйство, осваивая новые способы обработки земли. Русские крестьяне, арендуя землю у казны и частных лиц, выплачивали за нее в среднем по 2 руб. 50 коп., а китайцам сдавали по 5 руб. 63 коп.[44].

В условиях Дальнего Востока китайские приемы земледелия оказались более продуктивными, поэтому, несмотря на то, что ряд чиновников и агрономов считали китайскую аренду в целом явлением отрицательным и требующим ограничительных мер, сдача китайцам земли в аренду была широко распространена. Эффективность китайского огородничества была очевидна. Так, например, после сокращения численности китайского населения в 1900 г. стоимость уборки хлеба в Амурской области увеличилась в 2,5 раза. Тем не менее, на Хабаровском совещании, проходившем 25-29 января 1910 г., было принято решение ограничивать «желтый труд» в сельском хозяйстве. Это было поддержано центральным правительством. 15 февраля 1911 г. министром земледелия были утверждены условия, согласно которым арендатору запрещалось пользоваться на снятом для сельскохозяйственных работ участке иностранными рабочими. Что касается запрещения сдачи в аренду иностранцам крестьянских и казачьих наделов и частных владений, принятие такого законопроекта было отложено до выработки общего иммиграционного закона, поэтому в крестьянских и казачьих хозяйствах по-прежнему широко применялся труд китайских сельхозрабочих[45]. В годы Первой мировой войны китайцы снабжали своей огородной продукцией русские войска, расквартированные в приграничных зонах Забайкальской области[46].

Промысловики, контрабандисты, хунхузы. Китайские мигранты на российской территории занимались промыслами. Широко была распространена охота на оленей с целью добычи пантов, хвостов, выпоротков, ценившихся в традиционной китайской медицине. В Южно-Уссурийской тайге китайцы искали женьшень, в таежных реках – жемчуг. Доходным занятием была добыча трепангов, морской капусты, крабов, гребешков и др. морепродуктов. Еще одним видом деятельности была добыча соли из морской воды. К 1908 г. в Южном Приморье действовало уже 32 китайских солеварных завода, в год они производили соли на 5960 руб.[47].

Рубка леса и сплав его за границу, сбор женьшеня и других лекарственных трав, добыча морских продуктов, охота и т.п. осуществлялись китайцами практически бесконтрольно. Занимавшихся поиском женьшеня китайцев называли «паофу» («копальщики») либо «паотуйцзы» («бродяги»)[48]. В 70-х гг. XIX в. только морских продуктов (рыбы, трепангов, морской капусты) в Китай вывозилось ежегодно на сумму около 1 млн. руб. В 1899-1900 гг. в крае насчитывалось около 50 тыс. охотников-китайцев и аборигенов, работавших на китайцев[49]. Фискальное обложение за право заниматься промысловой деятельностью, введенное русскими властями в отношении китайских мигрантов, не взималось в полном объеме по причине громадности дальневосточных территорий и слабой охраны границы. Более того, рассматривая ст.1 Пекинского договора как разрешение китайским подданным беспрепятственно заниматься рыбными и звериными промыслами на всей территории Приамурья, цинские власти выражали многочисленные протесты по поводу ограничения русской администрацией промысловой деятельности китайских мигрантов.

Китайцы, прибывавшие на российский Дальний Восток в поисках заработка, занимались контрабандой – незаконным перемещением товаров через границу. До отмены режима «порто-франко», в 1900 г. чиновниками Владивостокской таможни было выявлено 77 случаев нелегального провоза товаров на сумму в 2606 руб., в 1901 г. – 499 на сумму 92796 руб., а в 1902 г. – 322 случая на сумму 19689 руб. Контрабандой провозились в большинстве случаев мануфактурные товары (49,71%), сахар (8,07%), чай (6,98%), опий (5%), табак и табачные изделия (2,81%)[50].

В 1909 г., после окончательной отмены режима «порто-франко», расположенные на территории Приамурского генерал-губернаторства и Забайкальской области таможенные учреждения были объединены в один таможенный округ с центром во Владивостоке. В 1912 г. Приамурский таможенный округ был упразднен, вместо него создавались три участка – Читинский, Хабаровский и Владивостокский. С 1915 г.  в составе Хабаровского и Владивостокского таможенных участков действовали 94 таможенных учреждения[51]. Но граница оставалась фактически открытой для приграничного населения, что не могло не отражаться на объемах переправляемой контрабанды.

Огромные доходы приносила контрабанда дешевого китайского спирта – ханшина (он стоил от 3 руб. 20 коп. до 6 руб. за ведро, в то время как спирт российского производства – 15-17 руб. за ведро). Для производства спирта, с последующей его продажей русскому и инородческому населению, китайцы строили небольшие заводы и на российской территории. В 1878 г. в Южно-Уссурийском крае было 126 китайских винокуренных заводов, которые производили 63 320 литров китайской водки в год[52]. С 1907 г. русская администрация перешла к политике запрета производства и продажи ханшина – разрушались китайские ханшинные заводы, хозяева заводов подвергались штрафам и высылались за границу, запасы китайской водки в магазинах конфисковывались. Китайские заводчики стали переносить заводы в глубь Уссурийской тайги, а также строить заводы в Маньчжурии. Продукция этих заводов переправлялась в Приамурье.

С января по июнь 1913 г. Благовещенской таможней было задержано контрабандных товаров на сумму 47 522 руб., в том числе спиртных напитков на сумму 42 680 руб. Введенный 16 августа 1914 г. царским правительством закон «О продлении воспрещения продажи спирта, вина, водочных изделий для местного потребления в Империи до окончания военного времени» принес серьезные убытки владельцам русских винокуренных заводов. Запрет легального приобретения винно-водочных изделий привел к увеличению их контрабандного ввоза из Китая. В районе Полтавской таможенной заставы за 1912 г. было задержано 117 ведер контрабандного спирта, за 1913 г. – 566 ведер, за 1914 г. – 730 ведер, за 1915 г. – 3525 ведер спирта[53]. Только за сутки 16-17 декабря 1914 г. чинами Благовещенской таможни и корчемной стражи в окрестностях города было произведено свыше 30 задержаний контрабанды, главным образом, водки и спирта. Контрабандный спирт привозился в русские селения, расположенные на самом берегу Амура; либо для потребления спирта русское население отправлялось на китайскую сторону. Контроль администрации приносил слабые результаты, так как это стало элементом жизни жителей приграничной полосы[54].В 1913 г. из Китая на русскую сторону Амура было вывезено 48245 ведер спирта, в 1914 г. – 21992 ведра, в 1915 г. – 47510 ведер спирта. Всего же в 1914 г. к границам Амурской и Приморской областей было вывезено 225 тыс. ведер спирта из Северо-Восточного Китая[55].

Все предпринимаемые администрацией Приамурья меры по борьбе с контрабандой спирта: учреждение в мае 1911 г. на границе с Маньчжурией корчемной стражи, неоднократные соглашения с приграничными китайскими властями о запрещении торговли спиртными напитками в 50-верстной полосе по обе стороны русско-китайской границы не давали ощутимых результатов. 21 мая 1916 г. Биньцзянский даоинь Ли Хунмо и консул России в Харбине В. Траутшольд подписали «Соглашение о запрещении продажи спиртных напитков в приграничных районах Северной Маньчжурии», согласно которому запрещались производство и продажа спирта и спиртных напитков в 50-верстной полосе по обе стороны русско-китайской границы. 1 декабря того же года русский консул в Харбине издал постановление о запрете производства и продажи спирта в 50-верстной полосе по обе стороны КВЖД. 10 июля 1917 г. Д.Л. Хорват издал приказ о закрытии всех спиртоводочных заводов в полосе отчуждения КВЖД. Но эти запреты встречали противодействие китайских торговых обществ, так как винокурение было одной из самых прибыльных отраслей промышленности[56].

Спирт часто обменивался китайцами на русское золото из расчета за 1 бутылку спирта – 1 золотник россыпного золота. Уже в 1893 и 1894 гг., по сообщению журнала «Вестник золотопромышленности и горного дела вообще», в Китай тайно сбывалось до 500 пудов забайкальского и амурского золота в год по цене 5 руб. 20 коп. за золотник. При отсутствии должного контроля со стороны властей, в 1911 г. в Китай из Приамурья было незаконно переправлено 1411 пудов 31 фунт золота, в 1912 г. —  1617 пудов 2 фунта[57]. Золото было одной из самых доходных статей контрабанды, что объяснялось разницей между заграничной и российской ценой при скупке. В 1915 г. у скупщиков золотник стоил не менее 7 руб. 50 коп., а в Государственном банке – 6 руб. 15 коп.[58]. 19 сентября 1915 г. в Сахаляне (ныне Хэйхэ) открылось отделение китайского банка, в операции которого входила покупка русского золота по 7 руб. 20-30 коп. за золотник. Китайцы, возвращаясь с русских приисков, передавали золото для провоза через границу русским матросам, служащим на перевозе, за плату 20 руб. с фунта[59]. Несмотря на принятый в сентябре 1915 г. закон, запрещавший вывоз золота из России за границу, только в 1916 г. контрабандным путем было вывезено в Китай около 65 пудов золота[60]. Контрабандисты прятали золото в замороженной рыбе, под надрезанной кожей живой лошади, в трупах умерших и забальзамированных китайцев и т.д.[61].

Еще одной статьей контрабанды был опиум. В 1895 г. из Маньчжурии в Приморье нелегально было ввезено минимум 4 тыс. пудов опиума на сумму до 800 тыс. руб. Вместе с тем, выращивание опиумного мака было самым доходным занятием для китайских земледельцев Приморья. В 1897 г. вывоз опиума из Приморской области в Китай равнялся 200 пудам[62]. Казакам и крестьянам было чрезвычайно выгодно сдавать свои земли в аренду китайцам, выращивавшим опийный мак. Маком засевались обширные площади на российской территории. Арендная плата за десятину в Ольгинском уезде Приморской области, где было развито производство опиума, в 1910 г. возросла до 100 руб. за десятину. Китайцы на арендованных участках ставили фанзы, в одной половине жили сами, в другой – размещали опиумное производство. В 1906 г. под посевами мака в Ольгинском уезде  было занято 80 десятин земли, в 1910 г. – 120 десятин, в 1911 г. – 690 десятин[63].

Настоящим бедствием для дальневосточного края и его жителей были хунхузы – китайские обнищавшие крестьяне и мелкие предприниматели либо бывшие каторжники, которые, избрав разбой средством к существованию, терроризировали русское и китайское население, жгли деревни, грабили и убивали, похищали людей с целью выкупа. Российские власти предпринимали против хунхузов только силовые акции – посылали отряды казаков, создавали поселковое ополчение – которые, в условиях увеличения миграционного потока из Китая не могли дать эффективных результатов. В 1898 г. в Амурской области хунхузы совершили 61 нападение (в результате 9 чел. было убито, 21 ранен), в 1899 г. – 77 нападений (13 чел. убито, 25 – ранено)[64]. На р. Селемдже Амурской области русская администрация даже разрешила китайскому населению для защиты от хунхузов создать свою полицию[65]. Одним из видов преступной деятельности хунхузов стало взимание дани – данью были обложены многие китайские фирмы и частные торговцы, а также ходившие между Владивостоком и Суйфуном китайские шаланды. Следует упомянуть и о том, что хунхузы пользовались материальной поддержкой иностранных спецслужб, в частности, японской разведки. По заданию японской разведки хунхузы проводили диверсии в тылу русской армии в Маньчжурии и на границе в период русско-японской войны. В период Первой мировой войны хунхузы использовались немецкой разведкой для осуществления диверсий на русской территории и осуществления операций по освобождению немецких военнопленных. В 1914 г. только из Иркутского генерал-губернаторства с помощью китайских агентов бежало в Китай 3 австрийских офицера, в 1915 г. из российских пределов бежало в Китай 7 немецких офицеров. Отсутствие профессиональных агентов и слабая техническая оснащенность не позволяли русской полиции разработать действенные мероприятия в отношении китайского бандитизма.

Итак, в качественном составе китайских мигрантов на российском Дальнем Востоке в конце XIX – начале XX вв. можно выделить несколько групп, одна из которых – «зазейские маньчжуры» – прекращает свое существование в ходе приграничных инцидентов 1900 г., связанных с восстанием ихэтуаней, остальные – продолжают свою хозяйственную деятельность на российском Дальнем Востоке. Среди основных мотивов использования китайского труда можно выделить: дешевизну труда мигрантов, дефицит отечественных рабочих, большую продолжительность рабочего дня и меньшее количество выходных дней у китайцев, дисциплинированность, физическую выносливость, неприхотливость в быту. Значительное влияние на социально-экономическую ситуацию в регионе оказывали сформировавшиеся криминогенные факторы, связанные с присутствием китайских мигрантов – контрабанда, хунхузничество, возделывание опийного мака и опиекурение, проституция.

Источники:

[1] Чжан Госюн. Чжунго лиши шан иминь дэ чжуяо люсян хэ фэньци (Главные направления и периоды миграций в истории Китая) // Бэйцзин дасюэ сюэбао. 1996. №2. С. 98-107 ;  Ли Чжуаньюн, Ли Тянь. Чжунго лиши шан дэ жэнькоу цяньи (Миграции населения в истории Китая) //  Сычуань шифань сюэюань сюэбао. 1997. №5. С. 13-18.

[2] Petersen W. A General Typology of Migration // American Sociological Review. 1958. Vol.23, No.3. P. 262.

[3] Чжан Цзянь. Цзиньдай шицзе цзинцзи цзяован дачао чжун дэ циюэ хуагун (Китайские рабочие-контрактники в потоке мировых экономических связей нового времени) // Багуй цяоши. 1998. №4. С. 38.

[4] Ли Чжисюэ. Шиси 1860 нянь чжи 1914 нянь цзянь дэ фу Э хуацяо (Китайская диаспора в России в 1860-1914 гг.: попытка анализа) // Цзинань сюэбао. 2006. №1. С. 117-118.

[5] Деревянко А.П. Российское Приморье на рубеже третьего тысячелетия (1858 – 1998 гг.). Владивосток, 1999.   С. 36-37.

[6] Крушанов А.И. Особенности развития народного хозяйства Дальневосточного региона России в период империализма // Хозяйственное освоение русского Дальнего Востока в эпоху капитализма. Владивосток, 1989. С. 10.

[7] Внешняя торговля и экспортные возможности Дальневосточного края / сб. статей под ред. М. Я. Кауфмана. М., 1925. С. 98-99.

[8] Алепко А.В. Зарубежный капитал и предпринимательство на Дальнем Востоке России (конец XVIII в. – 1917 г.). Хабаровск, 2001. С. 240.

[9] Крестовский В.В. О положении и нуждах Южно-Уссурийского края. СПб., 1881. С. 2.

[10] Арсеньев В.К. Китайцы в Уссурийском крае // Зап. Приам. отд. ИРГО. Т.X. Вып.1. Хабаровск, 1914. С.  197-198.

[11] Некоторые исследователи считают, что поселений было более 64-х: Сюэ Сяньтянь, например, приходит к выводу, что деревень было не менее 75-ти (Сюэ Сяньтянь. Гуаньюй цзяндун люшисы тунь дэ туньшу, туньмин хэ цзюйминь жэньшу вэньти дэ цзидянь цзыляо (Некоторые материалы по вопросам численности населения, деревень и топонимики 64-х поселений на левом берегу Амура) // Айхуэй лиши луньвэнь цзи. Хэйхэ, 1984.  С. 216).

[12] Аниховский С.Э., Болотин Д.П., Забияко А.П., Пан Т.А. «Маньчжурский клин»: история, народы, религии / Под общ. ред. А.П. Забияко. Благовещенск, 2005. С. 23-25.

[13] Русско-китайские отношения. 1689–1916. Официальные документы. М., 1958. С. 29.

[14] Ли Юнчан. Чжунго цзиньдай фу Э хуагун шулунь (О китайских рабочих в России в период новой истории Китая) // Цзиньдай ши яньцзю. 1987. №2. С. 213.

[15] Русско-китайские отношения. 1689–1916. Официальные документы. М., 1958.  С. 35.

[16] РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 239а. Л. 3.

[17] Лю Банхоу. 1861 нянь хоу Цин чжэнфу цзай Хэйлунцзян цзоань дэ сюньбянь ходун (Инспекции цинского правительства на левом берегу р. Хэйлунцзян после 1861 года) // Айхуэй лиши луньвэнь цзи. Хэйхэ, 1984. С. 122.

[18] Усова А.В. История китайцев, маньчжуров и дауров Зазейского края во второй половине XIX века: дис. … канд. ист. наук. М., 2005. С. 74-75, 95.

[19] Подробнее об этом см.: Дацышен В.Г. Русско-китайская война. Маньчжурия 1900 г. СПб., 1996. С. 85-96 ; Тимофеев О.А. Российско-китайские отношения в Приамурье (сер. XIX – нач. XX вв.). Благовещенск, 2003. C.77-81 ;  Военные события в Приамурье. 1900-1902 / Серия «Приамурье из века в век». Благовещенск, 2008 и др.

[20] Тимофеев О.А. Российско-китайские отношения в Приамурье (сер. XIX – нач. XX вв.). Благовещенск, 2003. C. 144-169.

[21] Петров А.И. История китайцев в России. 1856-1917 годы. СПб., 2003. С. 328.

[22] Чжао Лянтай, Лю Банхоу. Цзяндун люшисы тунь каолюэ (Краткий очерк о 64-х деревнях на левом берегу Амура) // Айхуэй лиши луньвэнь цзи. Хэйхэ, 1984. С. 213.

[23]Романова Г.Н. Экономическая деятельность китайцев на российском Дальнем Востоке: торговля, предпринимательство, занятость (конец XIX — нач. XX в.) // Адаптация этнических мигрантов в Приморье в XX в.: сб. науч. ст. Владивосток, 2000. С. 91-92.

[24] Там же. С. 93.

[25] Бу Цзюньчжэ. Цзиньдай Элосы Сиболия цзи Юаньдун дицюй хуацяо хуажэнь шэхуэй яньцзю (Изучение Китайского этноса и китайской диаспоры на российском Дальнем Востоке и в Сибири в новое время (1860-1931): дис. … магистра ист. наук. Чанчунь, 2003. С. 10.

[26] Лю Цзялэй. Эрши шицзи чу ша Э цзай Хайшэньвай похай хуацяо дэ баосин (Бесчинства царской России во Владивостоке в нач. XX века по преследованию китайских мигрантов) // Шэхуэй кэсюэ чжаньсянь. 1980. №3.   С. 163.

[27] Граве В.В. Китайцы, корейцы и японцы в Приамурье // Труды Амурской экспедиции. Вып.XI. СПб., 1912.     С. 362.

[28] Подробнее об этом см.: Дятлов В.И. Предпринимательские меньшинства: торгаши, чужаки или посланные Богом? (Симбиоз, конфликт, интеграция в странах Арабского Востока и Тропической Африки). М., 1996.

[29] Сорокина Т.Н. Хозяйственная деятельность китайских подданных на Дальнем Востоке России и политики администрации Приамурского края (конец XIX – начало XX вв.). Омск, 1999. С. 168, 188-189.

[30] Романова Г.Н. Экономическая деятельность китайцев на российском Дальнем Востоке: торговля, предпринимательство, занятость (конец XIX – нач. XX в.) // Адаптация этнических мигрантов в Приморье в XX в.: сб. науч. ст. Владивосток, 2000. С. 95.

[31] Долгов Л.Н. Некоторые проблемы взаимоотношений власти и русского и иностранного предпринимательства на Дальнем Востоке накануне первой мировой войны // Российское Приамурье: история и современность. Мат-лы докладов научного семинара, 24-25 ноября 1999. Хабаровск, 1999. С. 109.

[32] Галлямова Л.И. Дальневосточные рабочие России во второй половине XIX – нач. XX вв.: дис. … докт. ист. наук. Владивосток, 1998. C.269.

[33] Алепко А.В. Зарубежный капитал и предпринимательство на Дальнем Востоке России (конец XVIII в. – 1917 г.). Хабаровск, 2001. С. 240-242.

[34] Афанасьев П.Ю. О влиянии китайских золотничников на историю Приамурья // Сборник мат-в международной конф-и «Россия – Китай: взаимодействие двух культур, партнерство и сотрудничество». Благовещенск, 2008. С. 134.

[35] Оссендовский А.М. Меры к облегчению доступа китайских рабочих на прииски Приамурского края // Золото и платина. 1916. № 1-2. С. 21.

[36] Кочегарова Е.Д. К истории развития золотопромышленности Приамурья (конец XIX – начало XX вв.) // Исторический опыт освоения Дальнего Востока. Вып.3. Благовещенск: Изд-во АмГУ, 2000. С. 223-224.

[37] Алепко А.В. Китайцы в Амурской тайге (отходничество в золотопромышленности Приамурья в конце XIX – начале XX вв.) // Россия и АТР. 1996. № 1. С. 83-85.

[38] Алепко А.В. Труд китайских рабочих в освоении Приамурья в 1906-1914 гг. // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Вып.2. Благовещенск, 2001. С. 30.

[39] Ли Чжисюэ. Шиси 1860 нянь чжи 1914 нянь цзянь дэ фу Э хуацяо (Китайская диаспора в России в 1860-1914 гг.: попытка анализа) // Цзинань сюэбао. 2006. №1. С. 121.

[40] Карлусов В.В., Кудин А.П. Китайское присутствие на российском Дальнем Востоке: историко-экономический анализ // Проблемы Дальнего Востока. 2002. №3. С. 78-79.

[41] Ван Цзин. Люй Э хуагун юй Э шу Юаньдун дицюй дэ цзинцзи кайфа (Китайские рабочие в России и экономическое освоение российского Дальнего Востока) // Сиболия яньцзю. 1996. №4. С. 55.

[42] Там же. С. 56.

[43] Соловьев Ф.В. Китайское отходничество на Дальнем Востоке России в эпоху капитализма (1861 – 1917 гг.). М., 1989. С. 59.

[44] Сорокина Т.Н. Указ. соч. С. 49, 58.

[45] Там же. С. 49, 55, 146-147, 155-158, 162.

[46] Башкуева Е.Ю. Китайские мигранты в Забайкальской области: 1860-1917 гг.: дис. … канд. ист. наук. Улан-Удэ, 2004. С. 165.

[47] Алепко А.В. Экономическая деятельность китайцев в дальневосточном регионе России в XIX – начале XX вв. // Проблемы Дальнего Востока. 2002. №4. С. 138.

[48] Ли Юнчан. Чжунго цзиньдай фу Э хуагун шулунь (О китайских рабочих…) С. 213.

[49] Ларин А.Г. Китайцы в России вчера и сегодня: исторический очерк. М., 2003. С. 15, 29.

[50] Беляева Н.А. Из истории Владивостокской таможни: становление. 1899-1914 гг. // Известия Российского государственного исторического архива Дальнего Востока: Сб. научн. трудов. Том V. Владивосток, 2000. С. 155.

[51] Из истории таможенной службы России на Дальнем Востоке. Документы и материалы (1899-1925 гг.). Владивосток, 1999. С. 9-11.

[52] Синиченко В.В. Криминальная составляющая миграционных процессов на восточных окраинах Российской империи. Иркутск, 2003 [Электронный ресурс]. URL: http://mion.isu.ru/pub/sin/index.html (дата обращения: 02.11.2008).

[53] АВПРИ. Ф. 143. Оп. 491. Д. 219. Л.Л. 151-152.

[54] РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 2. Д. 872. Л.Л. 38, 40, 123-124.

[55] ГАРФ. Ф. Р-9119. Оп. 1. Д. 35. Л.Л. 22-23.

[56] Хаэрбинь шанъе дашицзи (Хроника торговли Харбина) Т.1. (1880 – 1966). Харбин, 1988. С. 16-17, 19.

[57] Алепко А.В. Китайцы в Амурской тайге… С. 81-82.

[58] РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 1238. Л.Л. 206, 248.

[59] РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 1. Д. 1064. Л.Л. 76, 856.

[60] Романова Г.Н. Экономические отношения России и Китая на Дальнем Востоке (XIX — нач. XX в.). М., 1987.    С. 116.

[61] Башкуева Е.Ю. Китайские мигранты… С. 171.

[62] Дацышен В.Г. Очерки истории российско-китайской границы во второй половине XIX – начале XX вв. Кызыл, 2000 [Электронный ресурс]. URL: http: //www.east.cyxa.net/rcr/dazyshen.htm (дата обращения: 02.11.2006)

[63] Соловьев Ф.В. Указ. соч. С. 60.

[64] Поповичева Ю.Н. «Желтый вопрос» в деятельности высшей дальневосточной администрации (1883-1900) // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Вып.2. Благовещенск, 2001. С. 17.

[65] Соловьев Ф.В. Указ. соч. С. 88.