22 мая, 2013 Начиная с 1880-х гг. среди российской интеллигенции стали набирать популярность идеи «азиатизма», суть которых заключалась в признании родства российской и восточной цивилизаций, определении особой миссии Российского государства в Азии. Эти идеи, по мнению многих исследователей, оказали серьезное влияние на активизацию политики России на Дальнем Востоке.
Распространение «азиатизма», во многом, стало следствием территориальных приобретений России на Дальнем Востоке и в Средней Азии в 1850 – 1880-е гг. Российское государство вошло в тесное соприкосновение с Китаем, Кореей и Японией, на юге приблизилось к Гималаям, за которыми находилась манящая Индия. Территория страны стала не просто значительной, а огромной, основную часть которой составляли именно азиатские владения.
Русский «азиатизм» сопровождался смешанными чувствами превосходства, восхищения и страха. Превосходство проявлялось, как казалось, в более прогрессивном политическом и экономическом развитии России, по сравнению с государствами Азии. Чувство восхищения возникало в отношении красочных, не всегда понятных, таинственных азиатских культур. Восхищение вызывало трудолюбие и умение приспосабливаться к обстоятельствам народов Китая, Кореи и Японии. Прекрасной иллюстрацией этому может стать высказывание востоковеда В.П. Васильева о Китае: «Можно положительно утверждать, что Китай имеет все данные, чтобы достигнуть самой высшей точки умственного, промышленного и вместе политического прогресса… Нет ремесла, нет промысла, нет ни одной торговой ветви, в которой за китайца можно было бы бояться, что он отстанет от других. И так как все это будет сделано тщательно и дешево, то мир может быть завален китайскими товарами. Может дойти дело до того, что китаец захватит все рынки и промыслы всего…»[1]. Слова В.П. Васильева, сказанные во второй половине XIX в., учитывая темпы развития современного Китая, можно считать пророческими.
Чувство страха присутствовало в связи с осознанием неустойчивости связи между центром России и восточными окраинами, где проживало малочисленное русское население, были слабо развиты пути сообщения. Но самое главное, азиатские владения имели практически не охраняемую границу, за которой находились многонаселенные Китай, Корея и Япония. В связи с этим, в русском политическом сознании того периода появился термин «желтая опасность»[2].
«Азиатизм» постепенно проникали в политику, обретая себе сторонников среди тех, кто играл определяющую роль в судьбе государства. В какой-то степени эти идеи влияли на императора Николая II. Военный министр А.Н. Куропаткин в беседе с министром финансов С.Ю. Витте отмечал: «У нашего государя грандиозные в голове планы: взять для России Маньчжурию, идти к присоединению к России Кореи. Мечтает под свою державу взять и Тибет. Хочет взять Персию, захватить не только Босфор, но и Дарданеллы. Что мы, министры, по местным обстоятельствам задерживаем государя в осуществлении его мечтаний, но все разочаровываем; он все же думает, что он прав, что лучше нас понимает вопросы славы и пользы России. Поэтому каждый Безобразов, который поет в унисон, кажется государю более правильно понимающим его замыслы, чем мы, министры»[3].
Дальневосточное направление казалось более привлекательным для высших кругов России по ряду причин. Во-первых, в этот период Россия не имела возможности вести активную западноевропейскую политику. Наблюдались весьма противоречивые взаимоотношения с Германией, в которых каждая из сторон пыталась реализовать свои интересы. Германия стремилась разрушить франко-русский союз, а Россия искала поддержки в противостоянии с Англией. Активные действия в отношении азиатских соседей (Китая, Кореи и Японии), при казавшейся их слабости, обещали неплохие результаты. В случае успеха Россия могла обезопасить восточные границы, потеснить давнюю соперницу – Британскую империю, в Азии, повысить свой международный авторитет и, возможно, аннексировать какие-либо территории.
Во-вторых, развивавшийся быстрыми темпами российский капитализм требовал новых рынков сбыта и сырья. Азия привлекала значительностью людских ресурсов, которые одновременно могли быть и дешевой рабочей силой и потенциальными покупателями европейских промышленных товаров. Дальневосточные государства, особенно Китай, обладали огромными запасами дешевого сырья. Все это давало немалые экономические выгоды, поэтому развитые капиталистические государства всеми возможными способами желали укрепиться в Азии. Россия пыталась не отставать от ведущих держав и принимать участие в этом общем процессе.
В-третьих, в условиях значительной отдаленности от центра, малонаселенности, слабом развитии дорог и большой протяженности границы вопрос о безопасности дальневосточных территорий был достаточно злободневен. Усилить военную мощь России на Дальнем Востоке в короткий период было невозможно, а держать постоянно в этом регионе значительные вооруженные силы для государственной казны было слишком обременительно. Поэтому, чтобы удерживать ситуацию на дальневосточных рубежах под контролем, Петербургу необходимо было использовать дипломатические и экономические рычаги воздействия на соседние государства. Лучший вариант виделся в создании вокруг российских границ территорий, находившихся в той или иной зависимости от российского правительства.
В полосу интересов России входили Северо-Восточный Китай (Маньчжурия) и Корея. Они непосредственно соприкасались с русскими границами и были связаны давними экономическими отношениями. На эти территории претендовала также Япония, которая желала добиться здесь лидерства любыми способами, не исключая и военного столкновения с Россией. Однако, большая часть российских генералов и сановников полагала, что главную опасность представляет политически слабый, но многонаселенный соседний Китай. Островную Японию серьезным противником не считали, а даже представляли потенциальным союзником.
Японо-китайскую войну 1894 – 1895 гг. можно считать той отправной точкой, с которой Россия стала для Японии главным соперником в Азиатско-Тихоокеанском регионе, а российское правительство стало понимать, куда действительно направлены устремления японской стороны. Поражение Китая изменило баланс сил в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Для России особую опасность представляло усиление Японии в Корее и проникновение её в Южную Маньчжурию. Поэтому Россия стала инициатором изменений условий Симоносекского договора. В совместном заявлении Германия, Франция и Россия настоятельно рекомендовали японской стороне отказаться от Ляодунского полуострова. Япония вынуждена была согласиться с этим требованием.
Эта дипломатическая победа укрепила позиции России в Китае. Российское правительство добилось от Китая по договорам 1896 – 1898 гг. прав на строительство КВЖД и аренду Ляодунского полуострова с городом Порт-Артур (Люйшунь) и портом Дальний (Далянь). На арендованной территории была образована Квантунская область с особым управлением, а Порт-Артур стал главной военно-морской базой на Тихом океане.
События, развернувшиеся в Китае в 1900 – 1901 гг., значительно изменили обстановку в регионе. В августе 1900 г. для охраны КВЖД и поддержания порядка русские войска были введены в Маньчжурию. После разгрома восстания Россия, как и другие участники коалиции, не спешила выводить свои войска из Маньчжурии. Это было обусловлено как объективными, так и субъективными причинами. С одной стороны, китайская администрация не могла гарантировать безопасности российских подданных и сохранности их имущества и собственности КВЖД. С другой стороны, в российских правительственных кругах распространилось мнение о необходимости воспользоваться выгодным положением и закрепить за Россией Маньчжурию. Возникает идея создания так называемой «Желтороссии» – территории, где «русский элемент смешивается с населением желтой расы»[4].
В Петербурге развернулась борьба между сторонниками умеренного курса в дальневосточных делах и приверженцами более активных действий. Министр финансов С.Ю. Витте и министр иностранных дел В.Н. Ламздорф считали, что необходимо добиться от цинского правительства признания преимущественного положения за российскими предпринимателями в Маньчжурии и недопущения туда иностранного капитала. Присоединение к России части китайской территории они считали нецелесообразным, так как это могло привести к значительному расходу государственных средств и осложнить международную обстановку[5].
Военный министр А.Н. Куропаткин и Приамурский генерал-губернатор Н.И. Гродеков предлагали оставить часть войск в нескольких важных пунктах Маньчжурии, на КВЖД и по правому берегу р. Амур. Позже руководитель военного ведомства отстаивал проект об обмене территории Квантунской области на Северную Маньчжурию как стратегически более важную. По мнению министра, «ограничившись в своих планах подчинением России, и то со временем, лишь Северной Маньчжурии (без присоединения её к нашим владениям), избавившись этим от непосредственного соседства с Кореей и отказавшись от активных действий в Корее, мы можем надеяться возвратиться к прежним дружеским отношениям с Японией»[6].
Контр-адмирал А.М. Абаза, генерал-майор К.И. Вогак, статс-секретарь А.М. Безобразов полагали, что полное присоединение Маньчжурии даст только положительные результаты. Их аргументы состояли в том, что русский капитал будет находиться под защитой правительства и получит неограниченный доступ к природным ресурсам Северо-Восточного Китая. Россия улучшит свое стратегическое положение в регионе и окончательно закрепит выход к незамерзающим портам Тихого океана.
В результате правительство никак не могло решить главный вопрос – присоединять Маньчжурию к России или нет. Если присоединять, то, как эту аннексию объяснить европейским державам, Японии и самому Китаю. Если не присоединять, тогда как сохранить экономические позиции России в Северо-Восточном Китае без опоры на военную силу.
Наличие в Маньчжурии русских войск вызывало недовольство не только в Китае, но также в Англии, США и Японии. В этих условиях российское правительство вынуждено было пойти на уступки. 26 марта (8 апреля) 1902 г. состоялось подписание соглашения, по которому предполагался вывод русских войск из Маньчжурии в три этапа до 26 сентября (8 октября) 1903 г. Однако выполнение этой программы всячески стало тормозиться сторонниками силовых методов.
В апреле 1903 г. китайское правительство было поставлено в известность о том, что русские войска будут окончательно выведены из Маньчжурии только при условии выполнения Китаем определенных гарантий. Наиболее важными были требования не отчуждать в пользу других государств возвращенные территории и предоставить преимущественные права русским предпринимателям в Северном Китае. Цинское правительство отрицательно отнеслось к предъявленным условиям, считая, что российская сторона желает сорвать выполнение договора 1902 г.
Ответ российского посла в Пекине П.М. Лессара главе внешнеполитического ведомства Китая князю Цину служит яркой иллюстрацией взаимоотношений соседних государств в этот период: «Мы завоевали Маньчжурию и настолько сильны, что можем её сохранить. Ни Китай, ни иностранцы не в состоянии нам в этом помешать… Государь Николай II пожелал и теперь ещё желает возвратить Китаю завоёванные провинции… это проявление милости. Россия вправе была ждать, что правительство богдохана это оценит и, со своей стороны, докажет готовность, в согласии с нами, работать для развития благосостояния края на пользу обоих государств…»[7]. Император Николай II на телеграмме, излагавшей ответ П.М. Лессара князю Цину, написал: «Вот это настоящий ответ достойный представителя России…»[8].
И все же российское руководство по ряду требований пошло на уступки, но наиболее важные пункты изменять не собиралось. Положение усугублялось чрезмерной активностью А.М. Безобразова и его помощников в отношении лесной концессии на правом берегу реки Ялу. Китайское правительство, находясь под влиянием Англии, США и Японии, не желало расширять права русских концессионеров в Маньчжурии. Всем было ясно, что Ялуцзянская концессия, принадлежащая «Русскому лесопромышленному обществу», приносит России больше стратегической, чем экономической выгоды.
Вопрос о концессиях стал настолько важным, что ему было посвящено Особое совещание 26 марта (8 апреля) 1903 г., на котором присутствовали Николай II, великий князь Алексей Александрович, С.Ю. Витте, В.Н. Ламздорф, А.Н. Куропаткин и В.К. Плеве. В результате обмена мнениями, остановились на компромиссном решении: деятельность концессии осуществлять в рамках договоров, заключенными с Китаем и Кореей[9]. А.Н. Куропаткин в своём дневнике отметил: «Государь осознал опасность действий господ Безобразовых в этом деле; сознал, что бряцание оружием и полное игнорирование всех властей и всех русских заявлений, проявленное Безобразовым только вредят делу и могут вызвать осложнения с Японией…»[10].
Однако взгляд А.М. Безобразова был абсолютно противоположен мнению военного министра. После поездки на Дальний Восток, в докладе от 16 (29) апреля 1903 г. он представил позиции России в этом регионе следующим образом: «Ближайшее и непосредственное ознакомление с делами Дальнего Востока приводит к неизбежному заключению, что наше настоящее положение на этой далекой окраине должно быть признано весьма неблагоприятным. Эта неблагоприятная сторона нашего положения выражается в том, что мы, по израсходовании 2 миллиардов рублей и после победоносных действий наших войск, утратили на месте свой престиж и самоуверенность; считаемся слабыми, делаем уступки и находимся накануне поражения экономического, а может быть и военного»[11].
Представленные А.М. Безобразовым выводы, видимо, подтолкнули Николая II к принятию важного решения, оказавшего серьезное влияние на ход дел на Дальнем Востоке. Ухудшение отношений с Японией, нерешенность вопроса о Маньчжурии, недостаточная обороноспособность восточных окраин требовали наличия сильной военно-административной власти, сконцентрированной в одних руках.
2 (15) мая 1903 г. Главный начальник Квантунской области вице-адмирал Е.И. Алексеев получил высочайшую телеграмму, в которой содержалось следующее указание: «Имея в виду сосредоточить в Вашем лице, под моим непосредственным руководством, высшее и ответственное на Дальнем Востоке управление по всем ведомствам, поручаю Вам подготовиться к этой деятельности…»[12]. Таким образом, Николай II уже в мае 1903 г. принял решение об учреждении особого управления на Дальнем Востоке.
30 июля (12 августа) 1903 г. Николай II подписал указ об учреждении Особого Его Императорского Величества наместничества Дальнего Востока[13]. Е.И. Алексеев становился непосредственным исполнителем всех замыслов Николая II в дальневосточных делах, в том числе и в реализации геополитических интересов.
Однако внешнеполитическая программа, целью которой было укрепление позиций России в Северо-Восточном Китае (Маньчжурии), Монголии и Корее, так и не была выполнена в полном объеме. Внутриполитический кризис и последствия войны с Японией вынудили российское руководство отказаться от амбициозных планов на Дальнем Востоке и направить главной вектор внешней политики на Запад.
[1]Васильев В.П. Открытие Китая // Вестник всемирной истории. СПб., 1900. С. 162 –163.
[2]Головачев П. Россия на Дальнем Востоке. СПб., 1904; Коропчевский Д.А. Желтый вопрос. М., 1900; Левитов И. Желтороссия как буферная колония. СПб., 1905; Россия на Дальнем Востоке. СПб., 1901; Ухтомский Э.Э. К событиям в Китае. СПб., 1900; Он же. Из китайских писем. СПб., 1901 и др.
[3] Дневник А.Н. Куропаткина. Б.м., 1923. С.36.
[4] Левитов И. Желтороссия как буферная колония. СПб., 1905. С. 109.
[5] ГАРФ. Ф.568. Оп.1. Д.137. Л.112
[6] Там же. Л.142
[7] ГАРФ. Ф. 568. Оп.1. Д.137. Л.42.
[8] Там же. Л.42.
[9] Там же. Л.48.
[10] Дневник А.Н. Куропаткина. С. 46 – 47.
[11] Материалы о русско-японских переговорах. Из архива А.М. Безобразова и др. Б.м. Б.г. С. 167.
[12] Там же. С. 169 – 170.
[13] РГИА ДВ. Ф.702. Оп.1. Д.416. Л.1.
Опубликовано в