Автор Д.Ф. Ефремов

Совсем недавно на сайте Рослесхоза был опубликован проект Лесной политики России – очень необходимого и давно ожидаемого документа. Судя по своему статусу, он еще не явля­ется окончательным и то, какой будет его итоговая редакция, зависит от широкого участия в обсуждении профессионального лесного сообщества и простых россиян, которым не безраз­лично какими будут будущие леса России, Кто, Как и ВО ИМЯ КАКИХ ЦЕЛЕЙ будет ими управлять.

Эта статья посвящена анализу всего лишь одного абзаца, который расположен на 13-й странице документа. Приводим его в цитате:

«При планировании и осуществлении хозяйственной деятельности в лесах используется экосистемный подход, обеспечиваются сохранение редких видов живых организмов и эко­систем, лесов высокой природоохранной ценности, в том числе старовозрастных (мало-нарушенных) лесов, ключевых биотопов, особо защитных участков лесов, горных лесов и лесов, произрастающих на вечной мерзлоте, а также других уязвимых экосистем и их элементов. Должны предприниматься меры для сохранения биоразнообразия при рубках и предотвращения фрагментации лесов».

При первом беглом прочтении абзаца вроде бы никаких настораживающих ассоциаций не возникает. Однако, при внимательном рассмотрении, становится очевидным, что в нем скрыта мина замедленного действия большой разрушительной силы.

Связано это в основном с упомянутыми в первом же предложении терминами: “леса вы­сокой природоохранной ценности”, “старовозрастные леса”, “малонарушенные леса”, ко­торые за 300 летнюю историю Российского лесного хозяйства никогда не использовались в понятийно-терминологическом аппарате и нормативной базе лесного сектора.

Кто же и с какой целью пытается внедрить эти новомодные термины в будущую Лесную Конституцию России?

Ответить на первую часть этого вопроса «Кто?» достаточно просто, если посмотреть, ка­кие организации и как отреагировали на появление проекта Лесной политики. Самые первые и больше всего радостных комментариев именно по поводу включения этого абзаца в проект Лесной политики разместили на своих сайтах международные природоохранные неправитель­ственные организации, особенно ВВФ России, а также их партнеры из числа бывших сотруд­ников лесной программы ВВФ России, которые «откомандированы партией» работать в структурах международного Лесного Попечительского Совета (ЛПС России).

Для справки не совсем подготовленных читателей. ЛПС – это международная система добровольной лесной сертификации, офис которой расположен в г. Бонн (Германия). В созда­нии и становлении ЛПС WWF принимал и принимает активнейшее участие, а в России играет первую скрипку и, по сути, является законодателем моды, т.е. определяет какому быть нацио­нальному стандарту, правилам игры и даже, кто достоин, а кто не достоин, сертификата ЛПС. Но об этом еще будет сказано ниже.

Пока же ответим на вторую часть вопроса, «С какой целью?». И тут тоже все достаточно банально – чтобы иметь постоянную возможность зарабатывать на этом деньги, которые идут в основном от зарубежных доноров. Довольно резко? А как же спросите Вы забота о сохране­нии биоразнообразия (тигра, леопарда, редких мхов и лишайников) которые исчезают по при­чине сокращения площадей этих ценных лесов? Как не парадоксально, но это всего лишь ло­зунг, профессиональный маркетинговый ход, для того, чтобы довести общественную тревогу до уровня общественной истерии и для того, чтобы не оскудела рука, дающая средства на бла­гое дело.

А что же в действительности? Чтобы в этом разобраться, надо взглянуть далеко назад в историю, когда большинство европейских стран развивалось за счет нещадной эксплуатации своих природных ресурсов, и в первую очередь лесов. Леса Европы немилосердно выруба­лись, из их древесины строились города и корабли, с помощью которых открывали и завоевы­вали новые земли и обогащались уже за счет эксплуатации ресурсов колоний. Позже, сытый и цивилизованный ум европейцев осознал экологические потери и начал «помогать» сохранять оставшиеся леса в тех странах, которым по разным причинам не удалось вовремя развиться. Конечно, поменялось и отношение к собственным лесам. Ими стали управлять более рацио­нально или как сейчас модно говорить устойчиво.

Сейчас для европейца увидеть столетнее дерево или естественную валежину – редкость и большая радость. Понятно, что для них большой возраст чудом сохранившихся в Европе дре-востоев или отдельного дерева рассматривается как объект особой природоохранной ценно­сти. Но приемлема ли эта ностальгия европейцев в Российских условиях?

Россия, к сожалению, а может и к счастью, в процессе сведения собственных лесов с це­лью обогащения себя и порабощения других не преуспела. Напротив, первые лесные указы Петра I еще в XVIII в. уже определяли понятия заповедных (защитных) лесов, а также «недоз­воленных к рубке заповедных деревьев». В настоящее время объем защитных лесов в России, без учета площадей лесных заповедников и национальных парков составляет более 22%. Тако­го уровня государственной защиты лесов нет ни в одной стране мира. И реформы в лесном хо­зяйстве принципиально не изменили это соотношение. В защитных лесах и при Петре I и сей­час не назначались и не проводятся коммерческие рубки.

Но лес – это не икона, на которую надо молиться. Это возобновляемый ресурс, который в России является одним из основных достояний. Он должен служить на благо развития госу­дарства и общества, а поэтому должен использоваться. Какие леса и как использовать опреде­ляет собственник, которым исторически было и является государство, на основании своего трехсотлетнего опыта управления лесами и научно-обоснованных норм и режимов пользова­ния. При этом коммерческой рубке подлежат только спелые и перестойные насажденья целе­вых пород, или, говоря языком новомодных терминов – те самые старовозрастные леса.

Так было и так есть по всему миру, только в ведущих лесопромышленных державах за счет интенсивной практики ведения лесного хозяйства оборот рубки, а, соответственно, и воз­раст спелости древостоев значительно сократился. Например, в Швеции последний прием при рубках сосны наступает уже в возрасте 60 – 80 лет, а у нас еще нередки случаи, когда рубятся перестойные древостои, имеющие возраст от 120 и даже до 300 лет. Не будем здесь анализи­ровать причины такой разницы, тем более, что для их преодоления в проекте Лесной политики отведено особое место.

В любом случае, даже при очень большом желании в обозримом будущем России невоз­можно достичь того, чего достигли европейские страны еще несколько веков назад по отно­шению к своим коренным лесам. Огромные масштабы, низкая плотность населения на большей части Сибири и Дальнего Востока, крайне неразвитая сеть лесных дорог, ничтожная ем­кость внутреннего рынка потребления лесной продукции, высочайшая и продолжающая расти конкуренция на мировых лесных рынках – вот те реальные ограничители, которые просто не дают шансов для повторения европейского сценария. Вкупе с действующими лесным и при­родоохранным законодательствами, эти факторы надежно гарантируют сохранение естествен­ных лесов на длительную перспективу в масштабах всей страны.

Официальная статистика Рослесхоза подтверждает этот вывод постоянным ростом лес­ных площадей в России. Однако, международные НПО во главе с ВВФ, приводят совсем дру­гой сценарий, и совсем другие цифры, где за истину принимается только экономически-доступная или перспективная для развития лесной промышленности зона, в которой они со спутников фиксируют так называемый процесс фрагментации малонарушенных лесных тер­риторий и сведение старовозрастных лесов.

Уместно задать вопрос, а чем в принципе так называемые старовозрастные леса отлича­ются от спелых и перестойных? Пожалуй, только тем, что по нашим лесохозяйственным кано­нам они должны осваиваться в первую очередь, учитывая их долю в эксплуатационном лес-фонде, которая составляет в среднем по России более 60%. Перевод их в категорию «старо­возрастных», а по мнению лоббистов новомодных терминов — лесов высокой природоохранной ценности, автоматически выводит их из хозяйственного оборота. Представляете, какой ресурс может быть выведен из экономики страны и о каком ущербе для ее будущего социально-экономического развития может идти речь!

Зона экономической доступности – она же зона перспективного роста лесного сектора, является камнем преткновения, где пересекаются интересы бизнеса лесного с интересами биз­неса «зеленого». Таежные леса севера Красноярского и Хабаровского краев, Иркутской облас­ти, Якутии и ряда других регионов ни тех, ни других не интересуют, хотя также являются ма-лонарушенными и старовозрастными.

Естественно, что на сбор и анализ данных, всякого рода картирование и последующую натурную верификацию лесов в интересующей представителей природоохранных НПО зоне, необходимы немалые средства. И эти средства, естественно, предоставляют. Донорами явля­ются в первую очередь цивилизованные европейцы, которые, возможно, испытывают горечь утраты своих естественных лесов и, таким образом искупают историческую вину за их сведе­ние. Не отстают и американцы с канадцами. У них еще сохранились естественные леса, по­этому чувство вины отсутствует, но сформировалась высокодоходная лесная отрасль, которая динамично развивается. Этой отрасли требуются все новые и новые рынки сбыта. Следова­тельно, лучше заплатить за сохранение ресурса в чужой стране сейчас, чтобы не иметь конку­рентов на мировом рынке в будущем. А там можно и прикупить этот сохраненный ресурс у обнищавшего государства, благо деньги для этого будут заработаны. Скорее всего, экономи­ческий мотив, а не пресловутая филантропия и любовь к природе, превалирует в решении за­рубежных доноров вкладывать миллионы долларов в деятельность международных НПО и их партнеров по выявлению и сохранению малонарушенных и старовозрастных лесов = лесов высокой природоохранной ценности, в России.

Так, например работа по картированию и изданию первого атласа малонарушенных лес­ных территорий (МЛТ) выполнялась на средства компании IKEA, шведского агентства по международному развитию (SIDA), американских фондов Тернера и Макартуров, американского же института мировых ресурсов (World Resources Institute), который финансируется, в том числе и гос. депом США.

Эта первая ласточка в виде «Атласа МЛТ…» появилась на свет уже 10 лет назад. Поэто­му, оставив процитированный выше абзац Лесной политики без изменений, мы можем торжественно отметить юбилей этого удачного коммерческого проекта, успешность которого в немалой степени была продиктована творящейся чехардой и государственным безволием в лес­ном ведомстве.

Но это было только начало. Почувствовав выгодную коммерческую жилку, самые прозорливые организации, в частности ВВФ России, стали развивать успех. Для большего мас­штаба проекта и долгосрочного маркетингового охвата категории доноров, был придуман но­вый бренд – «Малонарушенные лесные массивы» (МЛМ).

Что же понимается под малонарушенными лесами? Четкого определения нет. Что нару­шено? Лесообразовательный процесс? Лесная среда? Экотоп? Компонент фитоценоза? Или что-то другое? Кем нарушено: человеком или природными факторами? Какое воздействие: прямое или косвенное? Какие нарушения: обратимые или необратимые? Можно ли считать нарушением сплошную вырубку с хорошим возобновлением главной породы, или стадию ес­тественного распада перестойного древостоя, обновляемого обильным подростом? Ответа на эти и подобные вопросы те, кто продвигает этот термин, не дают и не могут дать, потому что по отношению к лесу такого ответа не может быть в принципе. Есть только тревожное звуча­ние слова «нарушенность», которое выгодно для политических манипуляций и, которое используют для того, чтобы сбить с толку не вдающуюся в детали широкую общественность.

МЛМ отличается от МЛТ только площадью. Это более мелкая категория, которая требу­ет работы уже не в масштабах России, а на региональном уровне. Т.е. ее можно делать и полу­чать за это деньги очень долго: Кировская область, Республика Коми, Приморье, Хабаровский край, Иркутская область, Красноярский край…продолжение следует. Однако, суть и инстру­мент выделения остались те же. Дистанционное зондирование лесных территорий со спутни­ка, а затем полевая верификация в тех местах, которые являются наиболее интересными.

А что наиболее интересно для доноров, преследующих озвученные выше цели? Конечно же те леса, которые на законном основании переданы в аренду для промышленной заготовки древесины. При этом, чем успешнее и эффективнее пользователь ресурса (компания), чем конкурентоспособнее его продукция на мировых рынках, тем интереснее для доноров сохра­нить, читай — вывести из эксплуатации, лесной ресурс в пределах его арендной базы.

Это прекрасно понимают в ВВФ России и на своем сайте размещают прайс за услуги по обоснованию создания охраняемых участков леса в пределах аренды. И тут уже денежный по­ток начинает течь так, что с освоением его еле справляются «зеленые» бизнесмены. Для вы­полнения поставленной задачи – во что бы то ни стало, обосновать необходимость сохранения лесов в пределах территории аренды привлекаются элитные узко-профильные специалисты -ботаники, зоологи, микологи, которые способны найти редкий или даже неизвестный науке вид на земле или под землей. При таком подходе и с привлечением таких научных сил, на са­мом деле уже не важно, где расположен этот лесной участок. Даже в освоенных и пройденных войной и рубками лесах Ленинградской области ученые микологи ежегодно открывают до 7-ми видов ранее неизвестных науке грибов. Что уж тут говорить о естественных лесах Сибири и Дальнего Востока.

Далее эти уникальные находки встраиваются в отработанную и базирующуюся на Рос­сийском природоохранном законодательстве систему обоснований, что данные леса являются средой обитания этих редких и исчезающих видов и посему рубить их и прокладывать в них дороги никак нельзя.

Вот тут самое время вернуться к вопросу о сертификации по системе ЛПС и еще раз убе­диться в том, насколько системно, продуманно и профессионально действуют бизнесмены и бизнесвумены, работающие в ВВФ России.

Понятно, что сами по себе карты МЛТ и МЛМ и, даже найденные в них редкие и исче­зающие виды, еще не повод для того, чтобы арендатор выполнил диктуемую ВВФ волю их зарубежных доноров. На это нет никаких законных оснований. Государство, передавшее в пользование ресурс, заинтересовано, чтобы этот ресурс давал отдачу в виде налогов, создания занятости и закрепления населения на необъятных просторах Родины, иначе эти просторы с превеликим удовольствием заселят другие.

Заставить арендатора сделать такое «само-обрезание» добровольно можно только с ис­пользованием мощного экономического рычага, каковым сейчас и становится лесная сертифи­кация. Вопрос стоит уже так: хочешь, чтобы твоя продукция продавалась на мировых рынках – покажи бумажку под названием международный сертификат.

Но, и тут не все так просто. Принципы, критерии и процедуры добровольной лесной сер­тификации по системе ЛПС едины во всем мире. Разными могут быть только национальные стандарты, которые, по идее, должны разрабатываться на основе консенсуса всех заинтересо­ванных сторон, т.е. бизнеса, экологов и представителей социальных организаций. Это по идее, а в Российской действительности руководство процессом разработки было в руках все тех же людей, которые продвигают новые термины и бренды, т.е. ВВФ и их бывших сотрудников «командированных» работать в ЛПС России. Впрочем, и заказчики (доноры) финансировав­шие этот процесс, за небольшим исключением, были те же. А как говорится, кто платит, тот и заказывает музыку. Поэтому, Российский национальный стандарт ЛПС, который получился на выходе процесса, по своим экологическим требованиям превзошел все мировые аналоги. Вот бы нам так преуспеть в какой-нибудь электронике или в автомобилестроении!!! Естественно, что все созданные к тому времени карты МЛТ и МЛМ, а также подходы и методики их выде­ления вошли в него, но уже как нормативные требования, что, кстати, тоже противоречит ме­ждународным процедурам ЛПС.

Круг замкнулся. Хочешь преуспеть в лесном бизнесе, хочешь продавать продукцию на экспорт – сертифицируйся. Хочешь сертифицироваться – подпиши с ВВФ соглашение о том, что не будешь строить дороги и рубить лес там, где можно по закону, но нельзя по понятиям в связи с обитанием на этой территории редких мхов и лишайников.

Кстати, даже для тигра высокая мозаичность лесов, которая всегда возникает в местах интенсивного ведения лесозаготовок, не является лимитирующим численность фактором. Этот факт отражен в стратегии сохранения амурского тигра в Российской Федерации, которая размещена на сайте того же ВВФ. Однако, это не мешает ВВФ продолжать утверждать то, что рубки в МЛТ и МЛМ в Приморье и на юге Хабаровского края являются основной угрозой по­пуляции тигра. И такие передергивания фактов и свободное жонглирование несвязанными между собой цифрами в угоду достижения поставленной цели – стали визитной карточкой лесной программы ВВФ России.

Ну а уж если подписал с ВВФ соглашение – то забудь об успешности — будешь произво­дить и продавать столько, сколько тебе будет позволено. Получается уже не круг, а капкан… А чтобы было не так больно и горько, дадут тебе грамоту и присвоят какой-нибудь высокий экологический рейтинг.

Правда иногда и коса находит на камень, а загнанный в угол заяц становится опасным зверем. Так получилось и на Дальнем Востоке. Перегнули руководители лесной программы Амурского филиала ВВФ палку требований по выведению из эксплуатации переданных в аренду лесов и получили организованный отпор бизнес и научного сообщества да такой, что на эту проблему, наконец-то, обратили внимание в Рослесхозе и в других компетентных госу­дарственных органах.

И действительно, наспех обоснованное и безответственное создание новых охраняемых лесных территорий и принудительно-добровольное выведение из эксплуатации спелых и пе­рестойных лесов загнанными в экономический угол арендаторами в угоду успешного бизнеса ВВФ, но за счет средств бюджета, создает для государства и общества только новые пробле­мы. Леса надо охранять от пожаров, людей надо пристраивать в другие отрасли, чтобы они, лишившись работы в легальных лесозаготовительных компаниях не стали браконьерами. А откуда брать на все это средства? А если массовое усыхание? В Архангельской области, Крас­ноярском и Хабаровском краях и даже в Канаде такое уже случилось. А если в этих усохших лесах пожар? Какое уж тут биоразнообразие, людей бы спасти. Канадцы сейчас усиленно вы­рубают усыхающие старовозрастные леса и активно занимают нашу долю на рынке КНР. А что делаем мы? По указке ВВФ вносим чуждые нам термины в лесную политику?

Угрозы своему налаженному бизнесу прекрасно понимают работающие в ВВФ профес­сионалы и у них, по сути, остался лишь один шанс, одна возможность снова оседлать прино­сящую живые деньги струю – узаконить новые термины на политическом уровне, закрепить их в Лесной конституции под названием Лесная политика России. Поднятый на Дальнем Вос­токе и Северо-западе России шум рано или поздно уляжется, и вот тогда начнется новый ви­ток внедрения понятий ЛВПЦ, МЛТ, МЛМ, СТАРОВОЗРАСТНЫЕ ЛЕСА, но уже не в стан­дарты добровольных систем, а в нормативные акты Российской Федерации.

Уже сейчас создан прецедент, когда шведская экологическая организация начала прово­дить акцию против компании Сведвуд, работающей в Карелии и заготавливающей древесину в перестойных насаждениях. Эти леса шведские экологи называют по другому – старовозраст­ные. Их смело можно назвать и малонарушенными, была бы на то чья та воля и не оскуде­вающий кошелек.

По иронии судьбы, Сведвуд является лесным активом корпорации IKEA, которая, как мы помним, своими миллионными пожертвованиями способствовала выпуску джина из бутылки. Сейчас ВВФ и их партнер ЛПС России дружно встали на защиту IKEA, ибо как же можно поднимать руку на «священную корову» дары приносящую. Но у шведской НПО видимо дру­гие источники и другие заказчики, поэтому исход конфликта отнюдь неясен.

Это всего лишь краткая иллюстрация того, что может ожидать лесной сектор России, ес­ли абзац проекта Лесной политики на стр. 13 не будет изменен.

В отечественной литературе, терминологических справочниках по лесоводству и лесове­дению есть термин – «девственные леса», имеющий ясную биологическую сущность и под­черкивающий главную, истинную ценность таких объектов – первозданность. Спрашивается,

зачем подменять его размытыми нововведениями в угоду узкогрупповых интересов, тем более затаскивать его в лесную конституцию?

Очень хочется надеяться, что государство, как собственник лесных ресурсов в лице Пре­зидента, Председателя Правительства и чиновников Рослесхоза, проникнется ответственно­стью за будущее развитие лесного сектора и за будущее лесов России. В этом будущем не ме­сто конфликтам. Россия должна стать великой лесной державой не только по площади лесов, но и по доле лесной продукции на мировых рынках, а также по достатку семей тех, чей разум, сердце и труд посвящены лесному делу.

Статья взята из газеты Приамурские ведомости № 57(7505) от 31 мая 2012 года

Related posts:

Самохин А. В. — Территориальные проблемы в Азиатско-Тихоокеанском регионе и позиция России Против России действует единый фронт лжеисториков В. Н. Тимошенко — Восточноазиатское сообщество и его перспективы для России и стран АТР В тени развесистой клюквы