АлександрМотыль (Alexander Motyl)

В конце 1980-х и начале 1990-х годов в исследованиях, посвященных советскому и постсоветскому периодам, появилось понятие империи, поскольку ученые пытались поместить распад многонационального советского государства в подходящие сравнительные рамки. В результате было издано множество замечательных книг, в том числе книги Брюса Пэррота (Bruce Parrott) и Карен Давиша (Karen Dawisha), Барнетта Рубина (Barnett Rubin) и Джека Снайдера (Jack Snyder), Ричарда Рудольфа (Richard Rudolph) и Дэвида Гуда (David Good), Карен Барки (Karen Barkey) и Марка фон Хейгена (Mark von Hagen). Не менее важно то, что концепция империи вошла и в постсоветологический дискурс и вскоре перестала ассоциироваться с политическими платформами эпохи холодной войны. Одним словом, концепция империи стала уважаемой настолько, что сегодня этот термин используется гораздо более свободно в отношении СССР и России, чем предпочли бы многие исследователи империй.

Странно то, что, хотя многие политические шаги Владимира Путина в отношении ближнего зарубежья часто получали название «имперских» или «неоимперских», практически никто не предпринимал попыток связать текущие имперские амбиции Путина с тем очевидным фактом, что советская империя рухнула, и этот крах оказал серьезное влияние на последующую траекторию развития России. Хотя перестройка Михаила Горбачева ослабила мускулатуру империи, СССР оставался невредимым вплоть до 1991 года, когда в течение нескольких месяцев вся имперская система канула в небытие, и на ее место пришли независимые — или формально независимые — государства.

Движения, партии и люди, стремящиеся к возрождению империи, существовали во всех постимперских метрополиях. Разумеется, они существовали и в постсоветской России, и самым очевидным примером стал Владимир Жириновский и его Либерально-демократическая партия, которая с начала 1990-х годов откровенно призывала к возрождению империи. Однако стремление к реимпериализации особенно сильно в метрополиях, переживших крах империи — или же внезапное, стремительное и масштабное разрушение связей между центром и периферией, которые эту империю определяют. Метрополии, которые возникают на месте распадающихся империй — таких, которые теряют свои территории в течение нескольких столетий или десятилетий — зачастую смиряются с исчезновением империи и редко предпринимают серьезные попытки ее возродить. Между тем, метрополии, пережившие крах империи, продолжают придерживаться имперской идеологии, дискурса и культуры, а между центром и периферией сохраняются экономические, институционные и социальные связи, существовавшие прежде, даже несмотря на то, что формально они были разрушены. В таких условиях существуют мощные предпосылки для того, чтобы политическая элита всерьез стала рассматривать возможность возрождения империи.

Существует три хороших примера того, как после развала империй ее центры пытались ее восстановить. В 1918-1920 годах большевики воспользовались имперской идеологией и сохранившимися структурными связями и смогли восстановить большую часть бывшей Российской империи. Немецкие нацисты тоже воспользовались подобной идеологией и структурными связями, однако в 1940-х годах им не удалось восстановить немецкий Рейх. А постсоветская российская элита — в 1990-е годы, когда среди российских законодателей и интеллектуалов вновь получила популярность концепция империи, а также в период после прихода к власти Путина — стала все чаще покушаться на суверенитет своих нерусских соседей. Российская элита стремится к реимпериализации в форме экономических схем, призванных привязать экономики соседей к экономике России. При этом она использует как «мягкую силу» в виде пропаганды единства так называемого «русского мира» и поддержки русского и русскоязычного населения «ближнего зарубежья», так и грубую силу — к примеру, в случае с Грузией в 2008 году и с Украиной в 2014-2015 годах.

Именно поэтому в аналитических кругах стало уместным сравнивать Веймарскую Германию и «Веймарскую Россию». Обе они пережили распад. Обе они испытали тяжелейшие экономические трудности после распада. Обе они обвинили в своем распаде и экономических трудностях демократов. Обе искали утешения в имперских традициях и культурах своих наций. Обе пережили приход к власти националистов правого крыла и сильных лидеров, пообещавших вернуть имперское величие нации. И обе начали наступление на своих соседей, используя при этом как мягкую, так и грубую силу.

Из этого анализа можно сделать два вывода. Во-первых, согласно ему, российско-украинская война обусловлена исключительно внутренней постимперской динамикой России — культурой, идеологией, экономическими и институционными структурами — а не внешними факторами, такими, как реальная или мнимая угроза со стороны ближайших соседей. Если рассматривать ситуацию с этих позиций, то, хотя Версальский договор, возможно, носил карательный характер, не он стал причиной агрессии Гитлера и нацистов. Точно так же, хотя НАТО и Запад, возможно, раздражали россиян, поворот Путина вправо и его войны против Грузии и Украины являются продуктами краха империи, характера режима этого лидера и систематических попыток возродить империю.

Во-вторых, результаты попыток Путина возродить империю пока остаются неясным. Добьется ли он успеха, как некогда большевики, или же потерпит поражение ценой больших потерь, как это произошло с нацистами? Фактор, который сегодня может решить исход — как это произошло в России 1918–1922 годов и в Европе 1939–1945 годов — это степень вовлеченности других держав в конфликт между бывшими центром и периферией распавшейся империи. В случае России другие державы предпочли остаться в стороне, поэтому большевики смогли восстановить большую часть империи. В случае с нацистами великие державы вмешались, и в результате мы получили крах нацистского имперского проекта. В текущей войне России с Украиной примечательнее всего то, что великие державы — США, Германия, Франция и Соединенное Королевство — встали на сторону Украины. Это предполагает, что имперский проект Путина завершится неудачей, хотя, когда это произойдет, и сколько людей погибнут в процессе, пока остается загадкой.

Александр Мотыль — американский политолог и преподаватель Ратгерского университета.

Источник: http://inosmi.ru/world/20150316/226881110.html

Оригинал публикации: What the Bolsheviks and Nazis can teach us about Russia today

Related posts:

26 октября 2012 — Круглый стол «Спорные территории в Азиатско-Тихоокеанском регионе: история и современность» 07 февраля 2014 — Отчет О круглом столе «Проблема межгосударственных территориальных претензий в Азиатско-Тихоокеанском регионе» Александр Рар Немецкий политолог — о ситуации в Украине Эдуард Лимонов — Мы помогаем Донбассу «исподтишка», что порождает массу недоразумений