Территориальное разграничение между Россией и Китаем, юридически оформленное Айгуньским (1858 г.) и Пекинским (1860 г.) договорами, окончательно закрепило за Россией огромные территории Приамурья. Однако, вместе с территорией России достались и поселения китайских подданных, которым в соответствии со статьей 1 Пекинского договора разрешалось оставаться на прежних местах и заниматься рыбным и звериным промыслами. При этом китайская сторона отнюдь не считала это достижением своего дипломатического искусства. Наоборот, для  «сохранения лица» в китайском народе усиленно распространили мнение о том, что «известный своей добротой китайский император разрешил северным варварам двадцать пять лет пожить на территории Китайского государства, поскольку в их землях были сильный голод и оскудение»^[1].

На бытовом уровне это выражалось в плохо скрываемом презрении русских к китайцам (манзам), которых считали «дикими», и китайцев к русским, которых они считали «лентяями и пьяницами». Кроме того, китайцы не желали считаться с нормами российского законодательства.       В 1879 году в Южно-Уссурийском крае было зарегистрировано 6802 китайца. С каждым годом их приток увеличивался. Так, в период с 1861 по 1870 гг. их  прибыло в край 1081 чел., а с 1871 по 1879 гг. – уже 4567 чел.^[2]

В период с 1900 по 1910 г. приток китайцев, въезжающих на территорию российского Дальнего Востока, колебался в пределах 75-200 тысяч ежегодно, причем, в 1910 г. около 150 тыс. китайцев уже считались осевшими на постоянное место жительства, составив не менее 12% общей численности населения региона.

Настороженность русских в отношении  китайцев выражалась в довольно размытом термине  «желтая опасность». Понимали же эту опасность каждый по-своему : одни – как неконтролируемое расселение  китайцев на российских землях, другие – как серьезную торговую конкуренцию, третьи – как чисто военную угрозу»^[3].

Привлечение китайских трудовых ресурсов в развивающуюся экономику Дальнего Востока в период до 1917 года приобрело поистине широкие масштабы. Потребителями  труда китайских рабочих были как государственный, так и частный сектора экономики. С помощью китайцев были построены мощные крепостные и оборонительные сооружения на о.Русский и во Владивостоке, военные городки с кирпичными строениями в Раздольном, Новокиевске и других населенных пунктах края^[4]. Китайские рабочие составляли серьёзную конкуренцию русским переселенцам.

Начало ХХ века в Азиатско-Тихоокеанском регионе было ознаменовано крупнейшим в истории Китая выступлением широких народных  масс  против иностранного засилья, известным как «боксерское восстание» или «восстание ихэтуаней»^[5] .

Восстание не осталось без внимания и в Южно-Уссурийском крае.  Русские стали опасаться проживавших на  территории края китайцев, многие китайцы, опасаясь преследований со стороны русских, стали убегать в Маньчжурию. Активизировали свою разбойную деятельность шайки хунхузов. Значительная часть Уссурийского казачьего войска была мобилизована и непосредственно принимала участие в подавлении восстания в Китае. Для защиты крестьянских поселков и казачьих станиц было организовано народное ополчение.

Русско-японская война также негативно отразилась на взаимоотношениях между китайским и русским населением. После  разгрома русской эскадры под Цусимой, когда ожидалась осада Владивостока, местные китайцы пришли в сильное возбуждение. «Ходячие среди большой части населения мысли были таковы: «Когда японцы разобьют русских и здесь, в Уссурийском крае, и когда русские пойдут в Хабаровск, то надо помогать японцам, надо на пути перехватить русских и бить их, где только возможно. Надо сжечь все деревни и перебить не только крестьян, но и детей и женщин, чтобы здесь совсем не было русских и чтобы земля снова стала китайской». Вообще после войны стало заметно, что китайцы перестали быть такими приниженными, какими их знали раньше. Они стали более смелыми, если не сказать дерзкими^[6].

Китайское присутствие в Приамурском крае породило еще одну серьезную социально-экономическую проблему. Именно китайцам принадлежит инициатива в выращивании на обширных приморских землях опиумного мака и распространения среди русского и коренного населения опиумокурения.

В Уссурийском крае опиум появился в 70-х годах ХIХ столетия, прежде всего в Ханкайском и Суйфунском районах, затем на р.Сучане и в верховьях Уссури. Начиная с 1900 года маковые плантации начинают сильно возрастать в числе^[7].

Производство опиума в Уссурийском крае Приморской области из года в год увеличивалось. Край стал не только производителем опиума и его потребителем, но и крупным  поставщиком его на внешний рынок, где приморский опиум ценился довольно высоко.

Огромного размаха макосеяние достигло в 1910 году. Это было связано с принятием в июле 1910 г. нового закона о «желтом труде», запрещающем наем китайцев и корейцев на казенные работы. Оставшись без средств существования, многие из них устремились из городов в села, где занялись культивированием опиумного мака, что позволяло иметь стабильный заработок ^[8].

В теневой наркобизнес были втянуты и высшие руководители региона во главе с Приамурским генерал-губернатором Н.Гондатти, по поручению которого китаец Сун-цзо-дэ содержал в Хабаровске 50 опиумокурилен и 25 игорных домов, от которых получено свыше 300 тысяч рублей чистой прибыли. В марте 1917 г. при аресте Гондатти и обыске его кабинета было обнаружено 1,5 пуда курительного опиума^[9].

Негативные последствия для Приамурья имело и разрешение российским правительством китайского винокурения. Около 150 китайских заводов по производству рисовой водки – ханшина давали своим хозяевам около 10 тыс. руб. в год прибыли каждый, а казна каждые сутки получала 75 коп. с ведра. Сбыт ханшина китайцами широко осуществлялся как русскому, так и коренному населению и наносил серьёзный ущерб хозяйственному и социальному развитию региона^[10].

Однако, наибольшую угрозу безопасности населения российского Дальнего Востока представляли банды китайских разбойников. Едва ли не первое слово по-китайски, которое выучили все, без исключения, русские поселенцы, было «хунхуз» — то есть вооруженный бандит.

Владимир Арсеньев в 1914 году опубликовал свою работу «Китайцы в Уссурийском крае», где довольно подробно описал это явление. «Хунхузы в Уссурийском крае – обычное явление. Неся с собой смерть  и ужас, шайки их бродят повсюду, нападая то на русские, то на китайские поселения. В 1906 году большая их шайка, человек в 80 оперировала в окрестностях залива св.Ольги; в 1907 г. другая такая же шайка действовала в истоках реки Фудзина и в области Засучанья; в 1908 г. хунхузы напали на село Шкотово, а в 1909 г. подверглось обстреливанию село Владимиро-Александровское на Сучане. Русские, попавшие в руки хунхузов, подвергаются самым ужасным пыткам»^[11].

Активно разбойничали хунхузы не только на суше, но и на море. Так, ранним утром 12 июня 1905 г. банда численностью 11 чел. напала на  гребное судно, следовавшее из Владивостока в Хунчунь через Новокиевск с 89 пассажирами. Во время грабежа бандиты убили и выбросили за борт 6 китайцев и смертельно ранили одного русского^[12].

Непрекращающаяся активность банд хунхузов держала в постоянном напряжении как население, так и военное руководство края. 22 августа 1908 года Приказом по Амурскому и Уссурийскому казачьим войскам № 18 были утверждены «Правила по охране нашей границы населением Уссурийского казачьего войска от вторжения хунхузов» и «Инструкция хуторским, поселковым и станичным атаманам Уссурийского казачьего войска по охране границы от вторжения в наши пределы шаек хунхузов»^[13] .

В августе 1910 года во Владивостоке под председательством Военного Губернатора Свечина И.Н. было проведено совещание  «по вопросам о мерах к очищению Южно-Уссурийского края от хунхузов»^[14].

Обстановка усложнялась еще и тем, что местная администрация теряла контроль над китайским населением края. Китайское правительство, выдавая манзовским старшинам хрустальные шарики, как символ власти, рассылая свои приказы и агитационные листки, проводило свою политику в отношении китайского населения России^[15] .

Со свойственной китайцам способностью всегда сорганизовываться для взаимной поддержки друг друга уссурийские манзы, живущие в городах, объединились и образовали общества взаимопомощи и торговые общества, которые имели и политическое значение, позволяя им жить своей жизнью и не считаться с русскими законами и, создавая таким образом, весомый противовес русским в экономической борьбе.

По мнению В.К.Арсеньева, многочисленные китайские ассоциации, которые были разбросаны по всему Уссурийскому краю, «являются не чем иным, как автономными ответвлениями  тайной и внешней политики Китая».

Еще большим бедствием китайское присутствие в русских землях отразилось на положении коренных жителей- орочей, гольдов, тазов. По мере того, как китайское население в Уссурийском крае увеличивалось, положение аборигенов становилось все тяжелее. По свидетельству В.К.Арсеньева, «в то время (1890-1910 годы) здесь можно было видеть рабство в таком безобразном виде, как отнимание детей у матерей, насильная продажа жен, наказания плетьми, бесчеловечные пытки и увечья и т.д.»

Впоследствии китайцы избрали по отношению к тазам другую политику, более опасную, чем эксплуатация. Они назначили учителей, приказали инородцам выстроить школы, посылать своих детей на занятия и платить за обучение. Школы эти имеют громадное воспитательное значение и, конечно же, вышедший из неё инородец, на всё смотрел китайскими глазами. То, что должны были сделать русские, сделали китайцы, и притом за счет тех же инородцев.

Чтобы представить себе масштабы вреда, причиненного китайцами дикой природе, достаточно обратиться к подсчетам Арсеньева. По его данным число зверовых фанз в Уссурийском крае к 1910 г. достигало 2500, а число китайских охотников – 50000 чел. Ежегодно они вылавливали свыше 150 тыс. соболей. «Все дикие места у них (в Китае) превращены в пажити и нивы. Китайцы уничтожили всё живое. Остались только одни собаки и крысы. Даже в море, и там они ухитрились уничтожить всю морскую капусту, выловить всех трепангов и всех съедобных моллюсков. Богатую Маньчжурию с открытием её для китайской колонизации ожидает та же участь. То же самое следует сказать и про Уссурийский край»^[16].

Таким образом, признавая позитивное влияние китайского населения на экономическое развитие российского Дальнего Востока на начальном этапе, следует признать, что китайцы, населившие собой  в начале ХХ века российские территории, оставаясь подданными своей страны и преданными только своей культуре, преследовали исключительно свои личные интересы и интересы Китайского государства. Это порождало серьёзные угрозы личности, обществу и Российскому государству в Дальневосточном регионе, особенно – в Приамурском крае России. Эти угрозы имели разносторонний характер: экономический, политический, социальный, демографический, экологический и даже военный.

В современных условиях, выстраивая политику взаимоотношений с «великим китайским соседом» на межгосударственном и межрегиональном уровне, нам следует более внимательно изучать исторический опыт и на основе анализа ошибок прошлого, не допускать их в будущем.

И. В. Шмонин 

ИИАЭ ДВО РАН

Related posts:

Романова М.И. – Английский либерализм и общественная мысль Японии в конце XIX века Сотрудники Стрелова О.Ю. «Война учебников истории» Иванов А.Ю. — «Проблема острова Ноктундо в средствах массовой информации Южной Кореи»