А.В. Милежик

Раскрытие проблемы расширения территории Российского государства, освоения и закрепления новых пространств, невозможно без применения геополитического подхода. Под геополитическим подходом понимается исследовательский подход, в основе которого лежит рассмотрение функционирующих в определенном жизненном пространстве форм политики, обусловленных географической средой и динамикой исторического процесса. Политическое устройство, культура, идеология, характер правящей элиты и даже религия рассматриваются современными исследователями как важные, но второстепенные факторы по сравнению с фундаментальным геополитическим принципом – отношением государства к пространству.

Геополитический подход позволяет комплексно и объективно проанализировать процесс движения Российского государства от Урала к Тихому океану. Большинство исследователей сходятся во мнении, что политика расширения  территории России преследовала не экономические, а геополитические цели. Присоединение соседних земель осмыслялось руководством страны в первую очередь как забота о государственной безопасности.

На протяжении XVII – XVIII вв. основной территориальный прирост Российскому государству дали земли Сибири и Дальнего Востока. Царская администрация, имевшая ограниченные возможности в управлении  покоренными туземными народами (сказывалась их отдаленность), не особенно вмешивалась в их повседневную жизнь, оставив неприкосновенными традиционные общественные, хозяйственные и религиозные институты. В тоже время, вопрос о русификации инородцев, обращении их в православие, конечно стоял, но он не принимал в восточных окраинах крайних насильственных форм. Политика русификации  рассматривалась в контексте приобщения диких народов к достижениям цивилизации.

В Сибирь из Европейской России бежали нарушители закона, крепостные, раскольники и сектанты, что сделало этот регион причудливым переплетением каторжного края со слабо контролируемой вольницей (есть некоторое сходство с Северной Америкой и Австралией).

Вторая половина XIX в. ознаменовалась покорением Средней Азии, окончательным присоединением территорий Казахстана и укреплением на Дальнем Востоке. Всего в период с 1646 по 1914 гг. площадь России увеличилась с 14 до 21 млн. кв. км, а население – с 7 до 178 млн. человек.

Постепенное освоение и заселение окраинных территорий, рост их значения для центральной власти, обусловили изменения системы административно-территориального управления Сибирью и Дальним Востоком. Все значительные преобразования неминуемо сказывались на судьбе восточных окраин Российского государства. Первоначально центральное  управление вновь присоединенными землями осуществлялось Сибирским приказом. Географическое наименование  «Сибирь» распространялось на территорию от Урала до Тихого океана. Административно она разделялась на несколько разрядов и воеводств.

Введение губернской системы в 1708 г. привело к созданию громадного по территории Сибирского губернаторства, которое в 1822 г. благодаря реформам М.М. Сперанского было поделено на две части. В результате территория современного российского Дальнего Востока и Восточной Сибири вошла в состав Восточно-Сибирского генерал-губернаторства, состоявшего из Иркутской губернии, Приморской, Амурской, Забайкальской и Якутской областей, а с середины XIX в., и острова  Сахалин.

Сибирские генерал-губернаторы и губернаторы были наделены широкими полномочиями, назначались лично императором и непосредственно подчинялись министру внутренних дел. Пограничные области (Приморская, Амурская и Забайкальская) управлялись военными губернаторами, Иркутская губерния и Якутская область – гражданскими губернаторами.

Органами, содействовавшими губернаторам в деле управления, были областные правления. Округи управлялись окружными начальниками – исправниками, а волости – волостными правлениями, представляемыми волостным старостой и писарем.

С середины XIX в., когда Российское государство вновь вернулось на Амур и на основе международных договоров закрепило за собой Приамурье и Приморье, стала проявляться тенденция обособления территории, прилегавшей к Тихому океану. Постепенно вошло в обиход понятие «Дальний Восток». С развитием экономики, ростом численности населения, возникновением новых военно-стратегических задач, ориентированных на Азиатско-Тихоокеанский регион, назрела необходимость в изменении системы управления восточными окраинами Российской империи. Важным этапом стало учреждение 16 июня 1884 г. Приамурского генерал-губернаторства, в состав которого вошли  Приморская, Амурская и Забайкальская области, Владивостокское военное губернаторство и остров  Сахалин, имевший особый административный статус. Резиденция Приамурского генерал-губернатора располагалась в г. Хабаровке, который сменил свое название в 1893 г. на Хабаровск.

Вся полнота власти в областях Дальнего Востока принадлежала Приамурскому генерал-губернатору, возглавлявшему гражданскую администрацию, командовавшему всеми вооруженными силами края, а также имевшего право по необходимости входить в дипломатические сношения с соседними государствами.

В марте 1898 г. между Россией и Китаем была подписана конвенция, в соответствии с которой Китай передавал в полное и исключительное пользование российского правительства Ляодунский (Квантунский) полуостров сроком на 25 лет. На территории полуострова была образована Квантунская область с административным центром в Порт-Артуре. Первоначально гражданское управление осуществлялось Приамурским генерал-губернатором. Но 28 августа 1899 г. было утверждено Временное положение об управлении Квантунской областью, согласно которому вводилась должность главного начальника Квантунской области с подчинением его военному министру.

Кроме того, на особом управлении находилась территория, так называемая полоса отчуждения, арендованная у Китая под строительство Китайской Восточной железной дороги (КВЖД). По русско-китайскому соглашению 1896 г. и Уставу общества КВЖД, это  предприятие было исключительно коммерческим. Административная и судебная власть в полосе отчуждения принадлежала Обществу КВЖД.  Властные полномочия осуществлял управляющий КВЖД, находившийся в подчинении у министра финансов.

Таким образом, территория Дальнего Востока неоднократно подвергалась административным преобразованиям, основной целью которых было создание наиболее эффективной системы управления восточными окраинами империи. По мере освоения края административное устройство становилось все более сложным и многообразным. Сложность системы обусловлена как постепенным расширением круга задач (политических, военных, экономических, культурно-просветительских), так и особенностями региона. На протяжении долгого периода Азиатско-Тихоокеанский регион был ареной политической и экономической борьбы крупнейших мировых держав. Пограничное положение и недостаточная охрана рубежей, обширная территория и немногочисленное население, огромные запасы природных богатств и неразвитость экономики и путей сообщения – все это сказывалось на развитии системы административной власти в Дальневосточном регионе.

Российское государство вошло в тесное соприкосновение с Китаем, Кореей и Японией, на юге приблизилось к Гималаям, за которыми находилась манящая Индия. Территория страны стала не просто значительной, а огромной, основную часть которой составляли именно азиатские владения. Начиная с 1880-х гг. среди российской интеллигенции стали набирать популярность идеи «азиатизма», суть которых заключалась в признании родства российской и восточной цивилизаций, определении особой миссии Российского государства в Азии. Эти идеи, по мнению многих исследователей, оказали серьезное  влияние на активизацию политики России на Дальнем Востоке в конце XIX – начале XX в.

Русский «азиатизм» был наполнен смешанными чувствами: превосходства, восхищения и страха. Превосходство виделось, в более прогрессивном, по сравнению с государствами Азии, политическом и экономическом развитии России. Чувство восхищения возникало в отношении красочных, не всегда понятных, и от этого таинственных азиатских культур. Восхищение также вызывало трудолюбие народов Китая, Кореи и Японии. Это чувство, применительно к Китаю как никто другой передал востоковеда В.П. Васильев: «Можно положительно утверждать, что Китай имеет все данные, чтобы достигнуть самой высшей точки умственного, промышленного и вместе политического прогресса… Нет ремесла, нет промысла, нет ни одной торговой ветви, в которой за китайца можно было бы бояться, что он отстанет от других. И так как все это будет сделано тщательно и дешево, то мир может быть завален китайскими товарами. Может дойти дело до того, что китаец захватит все рынки и промыслы всего…»^[1]. Положение современного Китая в мировой системе, позволяет говорить, что слова В.П. Васильева, написанные во второй половине XIX в., можно считать пророческими.

Чувство страха присутствовало в связи с осознанием неустойчивости связи между центром России и восточными окраинами, где проживало малочисленное русское население. Азиатские владения имели практически не охраняемую границу, за которой находились многонаселенные Китай, Корея и Япония. В связи с этим,  в русском политическом сознании того периода появился термин «желтая опасность»^[2].

Постепенно «азиатизм» проникал в политику, обретая приверженцев среди тех, кто играл определяющую роль в судьбе государства. Возможно, в какой-то степени, эти идеи влияли на императора Николая II. Военный министр А.Н. Куропаткин в своем дневнике писал: «У нашего государя грандиозные в голове планы: взять для России Маньчжурию, идти к присоединению к России Кореи. Мечтает под свою державу взять и Тибет. Хочет взять Персию, захватить не только Босфор, но и Дарданеллы»^[3].

Дальневосточное направление казалось привлекательным  для высших кругов России по целому ряду причин. Во-первых, в этот период, в силу активного противодействия Великобритании и Германии, Россия не имела возможности вести активную европейскую политику. Активные же действия в отношении азиатских соседей (Китая, Кореи и Японии), при казавшейся их слабости, обещали хорошие результаты. В случае успеха Россия могла обезопасить восточные границы, потеснить давнюю соперницу – Британскую империю, в Азии, повысить свой международный авторитет и, возможно, присоединить какие-либо территории.

Во-вторых, развивавшийся стремительными темпами российский капитализм требовал новых рынков сбыта и сырья. Азия привлекала наличием людских ресурсов, которые одновременно могли быть и дешевой рабочей силой и потенциальными покупателями промышленных товаров. Дальневосточные государства, особенно Китай, обладали огромными запасами дешевого сырья. Все это давало немалые экономические выгоды, поэтому развитые капиталистические государства всеми возможными способами желали укрепиться в Азии. Россия в этой гонке пыталась не отставать.

В-третьих, в условиях значительной отдаленности от центра, малонаселенности, слабом развитии путей сообщения и немалой протяженности границы, вопрос о безопасности дальневосточных территорий был достаточно злободневен. Усилить военную мощь России на Дальнем Востоке в короткий период было невозможно, а держать постоянно в этом регионе значительные вооруженные силы для государственной казны было слишком обременительно. Поэтому, чтобы держать ситуацию на дальневосточных рубежах под контролем, Петербургу необходимо было использовать одновременно дипломатические и экономические рычаги воздействия на соседние дальневосточные государства. Лучшим вариантом могло стать  создание вокруг российских границ, территорий, находившихся в той или иной зависимости от российского правительства.

К концу XIX в. Китай и Корея практически превратились в полуколонии и были поделены на сферы влияния между ведущими державами. Российские предприниматели стремились проникнуть на необъятный и весьма выгодный азиатский рынок. Но сделать это благодаря только экономическим рычагам было очень сложно, так как на Дальнем Востоке имели свои интересы многие развитые страны: Великобритания, США, Франция, Германия, Япония.

Традиционно в сферу интересов России входили Северо-Восточный Китай (Маньчжурия) и Корея. Однако на эти территории претендовала и Япония, которая хотела добиться здесь лидерства любыми способами, не исключая и военного конфликта. Большая часть российских генералов и высших чиновников полагала, что главную опасность представляет политически слабый, но многонаселенный соседний Китай. Островную Японию серьезным противником не считали, а даже представляли потенциальным союзником в разделе Китая.

Японо-китайскую войну 1894 – 1895 гг. можно считать той отправной точкой, с которой Россия стала для Японии главным соперником в Азиатско-Тихоокеанском регионе, а российское правительство стало понимать, куда действительно направлены устремления японской стороны. Поражение Китая изменило баланс сил в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Для России особую опасность представляло усиление Японии в Корее и проникновение её в Южную Маньчжурию. Поэтому Россия стала инициатором изменений условий Симоносекского договора. В совместном заявлении Германия, Франция и Россия настойчиво рекомендовали  японской стороне отказаться от Ляодунского полуострова, и Япония вынуждена была согласиться с этим требованием.

Эта дипломатическая победа укрепила позиции России в Китае. Российское правительство добилось от Китая по договорам 1896 – 1898  гг. прав на строительство КВЖД и аренду Ляодунского полуострова с городом Порт-Артур (Люйшунь) и портом Дальний (Далянь). На арендованной территории была образована Квантунская область с особым управлением, а Порт-Артур стал главной военно-морской базой на Тихом океане.

События, развернувшиеся в Китае в 1900 – 1901 гг., значительно изменили обстановку в регионе. В августе 1900 г. для охраны КВЖД и поддержания порядка русские войска были введены в Маньчжурию. После разгрома восстания Россия, как и другие участники коалиции, не спешила выводить свои войска из Маньчжурии. Это было обусловлено как объективными, так и субъективными причинами. С одной стороны, китайская администрация не могла и не хотела гарантировать безопасность российских подданных и сохранность их имущества и собственности КВЖД. С другой стороны, в российских правительственных кругах распространилось мнение о необходимости воспользоваться выгодным положением и закрепить за Россией Маньчжурию. Возникает идея создания так называемой «Желтороссии» – территории, где «русский элемент смешивается с населением желтой расы»^[4].

В Петербурге развернулась борьба между сторонниками умеренного курса в дальневосточной политике и поборниками более активных действий. По мнению министра финансов С.Ю. Витте и министра иностранных дел В.Н. Ламздорфа необходимо было добиться от китайского правительства признания преимущественного положения за российскими предпринимателями в Маньчжурии и недопущения туда иностранного капитала. Присоединение к России части китайской территории они считали нецелесообразным, так как это могло привести к значительному расходу государственных средств и осложнить международную обстановку^[5].

Военный министр А.Н. Куропаткин и Приамурский генерал-губернатор Н.И. Гродеков предлагали оставить часть войск в нескольких важных пунктах Маньчжурии, на КВЖД и по правому берегу р. Амур. Позже руководитель военного ведомства отстаивал проект об обмене территории Квантунской области на Северную Маньчжурию как стратегически более важную. По мнению министра, «ограничившись в своих планах подчинением России, и то со временем, лишь Северной Маньчжурии (без присоединения её к нашим владениям), избавившись этим от непосредственного соседства с Кореей и отказавшись от активных действий в Корее, мы можем надеяться возвратиться к прежним дружеским отношениям с Японией»^[6].

Группа в составе контр-адмирал А.М. Абазы, генерал-майор К.И. Вогака и статс-секретаря А.М. Безобразова полагала, что полное присоединение Маньчжурии даст только положительные результаты. По их мнению, это позволит защитить русский капитал и дать ему неограниченный доступ к природным ресурсам Северо-Восточного Китая. Кроме того, Россия улучшит свое стратегическое положение в регионе и окончательно закрепит выход к незамерзающим портам Тихого  океана.

В итоге  правительство не смогло решить главный вопрос – присоединять Маньчжурию к России или нет. Если присоединять, то, как эту аннексию объяснить европейским державам, Японии и самому Китаю. Если не присоединять, то тогда как сохранить экономические позиции России в Северо-Восточном Китае без опоры на военную силу.

Присутствие в Маньчжурии русских войск вызывало недовольство не только в Китае, но и в Англии, США и Японии. В этих условиях российское  правительство вынуждено было пойти на уступки. 26 марта (8 апреля) 1902 г. состоялось подписание соглашения, по которому предполагался вывод русских войск из Маньчжурии  в три этапа до 26 сентября (8 октября) 1903 г. Однако выполнение этой программы всячески стало тормозиться сторонниками силовых методов.

В апреле 1903 г. китайское правительство было поставлено в известность о том, что русские войска будут окончательно выведены из Маньчжурии только при условии выполнения Китаем определенных гарантий. Наиболее важными были требования не отчуждать в пользу других государств возвращенные территории и предоставить преимущественные права в Северном Китае русским предпринимателям. Цинское правительство отрицательно отнеслось к предъявленным условиям, считая, что российская сторона желает сорвать выполнение договора 1902 г.

Яркой иллюстрацией взаимоотношений соседних государств в этот период является ответ российского посла в Пекине П.М. Лессара главе внешнеполитического ведомства Китая князю Цину: «Мы завоевали Маньчжурию и настолько сильны, что можем её сохранить. Ни Китай, ни иностранцы не в состоянии нам в этом помешать… Государь Николай II пожелал и теперь ещё желает возвратить Китаю завоёванные провинции… это проявление милости. Россия вправе была ждать, что правительство богдохана это оценит и, со своей стороны, докажет готовность, в согласии с нами, работать для развития благосостояния края на пользу обоих государств…»^[7]. Интересен комментарий император Николай II на телеграмме, излагавшей ответ П.М. Лессара князю Цину: «Вот это настоящий ответ достойный представителя России…»^[8].

Однако российское руководство пошло на уступки по ряду требований, но наиболее важные пункты не изменило. Положение усугублялось непомерной активностью А.М. Безобразова и его помощников в отношении лесной концессии на правом берегу реки Ялу. Китайское правительство, будучи под влиянием Англии, США и Японии, не желало расширять права русских концессионеров в Маньчжурии. Всем было ясно, что Ялуцзянская концессия, принадлежащая «Русскому лесопромышленному обществу», приносит России больше стратегической, чем экономической выгоды.

Вопрос о концессиях стал настолько существенным, что ему было посвящено Особое совещание 26 марта (8 апреля) 1903 г., на котором присутствовали Николай II, великий князь Алексей Александрович, С.Ю. Витте, В.Н. Ламздорф,  А.Н. Куропаткин и В.К. Плеве. В следствии обмена мнениями, остановились на компромиссном решении: деятельность концессии осуществлять в рамках договоров, заключенными с Китаем и Кореей^[9]. А.Н. Куропаткин по этому поводу отметил: «Государь осознал опасность действий господ Безобразовых в этом деле; сознал, что бряцание оружием  и полное игнорирование всех властей и всех русских заявлений, проявленное Безобразовым только вредят делу и могут вызвать осложнения с Японией…»^[10].

Однако А.М. Безобразов после поездки на Дальний Восток в докладе от 16 (29) апреля 1903 г. представил позиции России в этом регионе следующим образом: «Ближайшее и непосредственное ознакомление с делами Дальнего Востока приводит к неизбежному заключению, что наше настоящее положение на этой далекой окраине должно быть признано весьма неблагоприятным. Эта неблагоприятная сторона нашего положения выражается в том, что мы, по израсходовании 2 миллиардов рублей и после победоносных действий наших войск, утратили на месте свой престиж и самоуверенность; считаемся слабыми, делаем уступки и находимся накануне поражения экономического, а может быть и военного»^[11].

Изложенные А.М. Безобразовым выводы, видимо, подтолкнули Николая II к принятию важного решения, оказавшего серьезное влияние на ход дел на Дальнем Востоке. Ухудшение отношений с Японией, нерешенность  вопроса о Маньчжурии, недостаточная обороноспособность восточных окраин потребовали наличия сильной военно-административной власти, сконцентрированной в одних руках.

2 (15) мая 1903 г. Главный начальник Квантунской области вице-адмирал Е.И. Алексеев получил высочайшую телеграмму, в которой содержалось следующее указание: «Имея в виду сосредоточить в Вашем лице, под моим непосредственным руководством, высшее и ответственное на Дальнем Востоке управление по всем ведомствам, поручаю Вам подготовиться к этой деятельности…»^[12]. Тем самым, Николай II в мае 1903 г. принял решение об учреждении особого управления на Дальнем Востоке.

Окончательно оно было оформлено 30 июля (12 августа) 1903 г., когда  Николаем II был подписал указ об учреждении Особого Его Императорского Величества наместничества Дальнего Востока^[13]. Наместник Е.И. Алексеев стал непосредственным исполнителем всех замыслов Николая II в дальневосточных делах, в том числе и в реализации геополитических интересов.

Однако внешнеполитическая программа, целью которой было укрепление позиций России в Северо-Восточном Китае (Маньчжурии), Монголии и Корее, так и не была выполнена в полном объеме. Внутриполитический кризис и последствия войны с Японией вынудили российское руководство отказаться от амбициозных планов на Дальнем Востоке и направить основной вектор внешней политики России на Европу.

Изучение политики Российского государства на Дальнем Востоке представляет собой комплексную исследовательскую задачу, находящуюся на стыке внешней и внутренней политики. Дальневосточная политика – это часть истории отношений России со странами Дальнего Востока и её дальнейшее изучение может представлять интерес для понимания современной ситуации в регионе.

Related posts:

Публикации Пресс конференция ЦИМО АТР Сотрудники 26 октября 2012 — Круглый стол «Спорные территории в Азиатско-Тихоокеанском регионе: история и современность»