Многие территориальные конфликты, в которые в последнее время вовлечена Корея, имеет исторические корни. Исторические решения, касающиеся установления границ и вопросов принадлежности той или иной территории, были приняты без участия корейской стороны. Возникновению территориальных вопросов между Россией и Кореей положило заключение между цинским Китаем и российским правительством Пекинского договора в1860 г. По мнению корейских ученых, заключение между Россией и Китаем Пекинского договора, определившего российско-китайско-корейскую границу, является предметом территориального спора между тремя государствами.

Возникновению приграничных вопросов между Россией и Кореей положило заключение между цинским Китаем и российским правительством Пекинского договора в1860 г. Еще в1854 г. российское правительство, видя вассальное положение Кореи перед Китаем, поручило генерал-губернатору Восточной Сибири Н.Н. Муравьеву вести сношения о разграничении восточных окраин России непосредственно с китайским правительством [1, c. 345]. Тем самым российское правительство выражало свою официальную точку зрения на сохранение сюзеренитета Китая над Кореей, как препятствие для подчинения Корейского полуострова другими державами.

Таким образом, расширяя и устанавливая свои границы с Кореей, российское правительство, предпочитало вести переговоры с цинским Китаем без участия корейского руководства, несмотря на то, что признавало Корею как независимое государство. В своем сообщении директору Азиатского департамента Министерства иностранных дел России Н. Муравьев сообщал, что, имея границу по реке Туманган, Россия в полной мере сможет отстаивать независимость своих соседей [1, c, 273].

После того, как в1856 г. в Восточной Сибири была образована Приморская область, в результате чего Амурский край официально включался в состав России, царское правительство всерьез задумалось об установлении официальных границ на восточных окраинах империи. Результатом серьезных намерений Российской империи стало подписание с китайским правительством в1858 г. Айгунского договора, по которому России передавалось все левобережье от реки Аргунь до устья реки Амур, и признавал российским владением территорию, расположенную к востоку от реки Уссури.

С этого же года, по поручению Министерства иностранных дел России, начались проводиться работы по китайско-российскому разграничению от озера Ханка до устья реки Туманган.

14 ноября1860 г. в Пекине был подписан Пекинский договор, который подтверждал условия Айгунского договора. Но в части, касающейся российско-корейской границы, Пекинский договор был подписан без согласия корейской стороны. В первой статье Пекинского договора отмечалось: «…граничная между двумя государствами линия от истока реки Сунгача пересекает озеро Ханкай (Ханка) и идет к реке Бэлэнхэ (Тур), от устья же сей последней – по горному хребту, к устью реки Хибиту (Хубту), а отсюда по горам, лежащим рекою Хуньчунь и морем, до реки Тумыньцзян (Туманган). Здесь также земли, лежащие на восток, принадлежат Российскому государству, а на запад – Китайскому. Граничная линия упирается в реку Тумыньцзян на 20 китайских верст (ли) выше впадения ее в море» [12, c. 34-40].

В момент подписания Пекинского договора правительство Кореи находилось в полном неведении событий, несмотря на то, что в это время до 17 ноября1860 г. в Пекине находился высокопоставленный корейский чиновник Ким Гён Су, которому было поручено следить за ситуацией в китайской столице. По прибытии в Корею Ким Гён Су представил в Ведомство окраинных земель (Пибёнса) отчет, в котором ни слова не было сказано о заключенном между Китаем и Россией договоре [20, c. 146-147].

Причиной подобной неосведомленности корейской стороны в делах, которые непосредственно касаются границ Кореи, прежде всего, является то, что Пекинский договор был заключен в строгой секретности от корейского правительства. Кроме того, существует предположение, что находившемуся в Пекине Ким Гён Су, предварительно было известно о заключении российско-китайского договора о демаркации границы, но он не придал ему особого значения, поскольку посчитал, что Пекинский договор не касается непосредственно границ Кореи. Это связано с тем, что река Туманган в договоре была обозначена иероглифами 圖們江(도문강), тогда как в Корее эта река записывалась иероглифами 豆滿江(두만강). Этим можно объяснить то, что отправившийся 18 января1861 г. в Пекин корейский посланник Чо Хви Рим по прибытии в Сеул 19 июля1861 г. в своем докладе, в основном посвященном ситуации в Китае, ни слова не упомянул о заключенном между Россией и Китаем договоре [21].

С другой стороны, корейское правительство, тщательно отслеживая политическую ситуацию в Китае, достаточно пассивно реагировало на быстро меняющуюся обстановку на собственной  границе и не предпринимало даже минимальных мер по урегулированию возникающих приграничных проблем.

Проявление пассивности корейской стороной в решении приграничного вопроса стало наблюдаться после того, как, согласно дополнительно заключенному 21 мая1861 г. «Договору по озеру Ханка», Россия и Китай начали устанавливать пограничные столбы от озера Ханка до реки Туманган.

1 июня1861 г. для определения границы для определения границы от озера Ханка до устья реки Туманган была назначена демаркационная комиссия, которая прибыла в город Турий Рог и на протяжении лета выполняла возложенные на нее обязанности. Для определения границы на месте комиссия поставила семь пограничных столбов, последний из которых был поставлен на реке Тумень-Ула (Туманган) на противоположном берегу от г. Кёнхын (литера Т (土)) [18, c. 58].

Именно с установлением пограничного столба с литерой «Т» у демаркационной комиссии возникли проблемы. В «Записке о действиях Уссурийской граничной комиссии» в записи за 18 августа1861 г. сообщалось следующее: «Из разговоров переводчика нашего с ними (китайскими чиновниками) о постановке граничных знаков оказалось, что Хуньчуньский начальник, постоянно к нам враждебный, приказал им поставить последний граничный столб на самом устье реки Тумень, а не в 20 ли от моря. При этом они объяснили, что не имеют никакого права распоряжаться левым берегом реки Тумени, который на 20 китайских верст принадлежит искони корейцам, почему их селения и посты находятся в этом расстоянии от берега реки и, наконец, что корейцы могут препятствовать распоряжаться их землею. Все эти сведения вынуждали в предупреждение всяких случайностей принять заблаговременно меры к бесспорному исполнению трактата» [4, c. 34, 40].

В «Записке о действиях Уссурийской граничной комиссии» обращает на себя внимание запись: «…столб, такой же, как и предыдущий поставлен на левом берегу р. Тумени на западной оконечности Приморского водораздела, против него на северо-запад на правом берегу реки корейский город Бянь-лянь-джи-чень (Пурён). От города и прибрежных селений идет в наши пределы через реку множество тропинок, которыя соединяются у солеварного завода, имеющего сообщение с заливом Посьета… Граница от столба идет по реке до моря» [5, c. 267]. Тем самым, составители записки намекали на то, что корейцы до установления границы по реке Туманган воспринимали левый берег реки Туманган своей территорией, в связи с чем без всяких препятствий переправлялись через реку.

Исходя из «Записок о действиях Уссурийской граничной комиссии», очевидно, что китайские местные власти и члены российской комиссии выражали обеспокоенность тем, что корейская сторона будет активно выступать против установления границы на территории, которую корейцы исконно считали своей.

Но, несмотря на то, что пограничные столбы устанавливались на глазах у местных властей, корейское правительство не проявило абсолютно никакого интереса к ситуации, возникшей на границе. Согласно «Записке о действиях Уссурийской граничной комиссии с 16 июня1861 г. до окончания постановки границы», когда капитан Турбин пришел в устье реки Туманган и разбил палатки напротив корейского города Бянь-лянь-джи-чень, на свой берег вышли местные жители и несколько чиновников переехали на лодке к русским, чтобы узнать, «что за люди и зачем пришли». Им дали прочесть китайский текст Пекинского договора. Они прочли, но отказались взять его с собой, утверждая, что «ничего не знают об условиях, заключенных российским правительством с китайским» [5, c. 313]. Тем не менее, начальник города Кёнхын Ким Сок Ён переписал содержание договора, касающегося демаркации границы по реке Туманган, и 2 июля1861 г. сообщил об этом командующему войсками провинции Хамгёндо Юн Су Бону [23].  Юн Су Бон составил письменный доклад королю Чхольчжону, который должен был поступить в Королевскую канцелярию (Сынчжонвон) 5-6 июля1861 г. Несмотря на это, доклад Юн Су Бона не зафиксирован ни в одном официальном документе. Более того, чиновники Ведомства окраинных земель вообще не проинформировали короля о событиях, происходящих на северо-востоке страны. Так, согласно «Записям прецедентов Ведомства окраинных земель» с 5 по 10 июля1861 г. королю Чхольчжону были представлены доклады, где сообщалось о наводнении в провинциях Чхунчхон и Пхёнан, а также о крушении дома и гибели людей в провинции Кёнсан [20, c. 152]. Таким образом,  чиновники Пибёнса посчитали, что сообщение командующего войсками провинции Хамгён не требует столь экстренного принятия решения, нежели события внутри страны.

Пренебрежительное отношение высшего чиновничества к поступающей из провинции Хамгён информации явилось следствием традиционно консервативной системы ведения дипломатической деятельности династии Ли. Строго следуя заимствованным у Китая конфуцианским традициям во внешнеполитических  отношениях  с соседними государствами, корейское правительство оказалось не готово к ведению диалога с новым соседом. Ситуация усугублялась еще и тем, что именно в правление вана Чхольчжона управление государством пришло в состояние полного хаоса. Исходя из этого, корейские власти, впервые в своей истории столкнувшиеся с проблемой установления общей границы с западным государством и не сумевшие подстроиться под новые реалии политической ситуации в мире, попытались уйти от действительности, не придав особого значения ситуации на границе по реке Туманган. Так, на очередное сообщение Ким Сок Ёна 30 июля1861 г. о попытках людей с противоположного берега р. Туманган переправиться на корейскую сторону центральные власти отметили, что «этому не стоит придавать значения» [24]. Тем самым, центральные власти Кореи складывали с себя полномочия по ведению переговоров с Россией и возлагали всю ответственность на местные власти.

В такой ситуации начальнику города Кёнхын (пуса Кёнхын), не имевшему никакого опыта современного (на тот момент) ведения дипломатической деятельности, приходилось опираться на традиционные методы внешнеполитических отношений, заключавшихся в строгом запрете общения местных жителей с иностранцами и отказе представителям российской власти пересекать границу Кореи. Таким образом, местный правитель, отвечавший за приграничные с Россией территории строго выполнял политику «закрытых дверей», максимально ограничивая контакты местных жителей с так называемыми «яни» (洋夷 «европейскими варварами»).

В конце августа 1861 г. демаркация границы по реке Туманган была полностью завершена, в результате чего нижнее течение реки стало государственной границей между Россией и Кореей. Но и дальнейшие попытки российских властей установить приграничные отношения с местными властями продолжали упираться в сложную бюрократическую систему Кореи. Ситуация осложнялась приходом к власти Ли Ха Ына[1] – отца несовершеннолетнего короля Кочжона, который стал проводить более активную политику недопущения западных иностранцев в Корею. Проводимая Ли Ха Ыном политика «закрытых дверей» отразилась и на пограничных отношениях между Россией и Кореей. Так, 13 февраля1864 г. на просьбу российской стороны о приграничной торговле новый градоначальник Кёнхына Юн Хёп ответил, что «необходимо сообщить об этом губернатору провинции Хамгён, который, в свою очередь, обязан доложить королю. Только после консультации  короля с императором Цин и получения одобрения с его стороны возможно установление торговых отношений» [16, c.55] Подобный ответ вполне соответствовал официальной внешней политике Кореи относительно тех государств, с которыми не были установлены дипломатические отношения.

Получив сообщение начальника Кёнхына о появлении русских на границе, губернатор провинции Хамгён Ли Ю Вон дал указание «усилить охрану границы, а тех, кто будет незаконно переправляться через реку и торговать с русскими, арестовывать и прилюдно наказывать» [16, c.55]. Узнавшая из доклада губернатора провинции Хамгён о ситуации на российско-корейской границе королева Чо посчитала, что меры по ограничению контактов с иностранцами предпринимаются в недостаточной мере, и потребовала предпринимать более активные меры по поиску и казни корейцев, вступающих в торговые отношения с иностранцами [15]. Продление срока полномочий начальника Кёнхына и командующего войсками провинции Хамгён стало предоставлением им карт-бланша для дальнейших действий на границе, поскольку частая смена местных органов власти в чрезвычайном положении могла привести к дальнейшей дестабилизации обстановки в приграничной зоне. Уже менее через три месяца после получения указаний от королевского двора 15 мая1864 г. губернатор Хамгёна докладывал королевскому двору, о том, что нарушившие закон о пересечении границы задержаны и казнены, а их головы выставлены напоказ на берегу р. Туманган [21].

Вместе с тем российские власти не теряли надежды установить с Кореей устойчивые приграничные торговые отношения. Но отправленный летом1865 г. в корейский город Кёнхын штабс-капитан П.А. Гельмерсен с целью установления приграничной торговли получил решительный отказ со стороны начальника города. Начальник города Кёнхын ссылался на то, что согласно корейским законам, въезд иностранцам на территорию Кореи запрещен. Несмотря на это, пуса Кёнхына передал предложение российской стороны об установлении торговых сношений между пограничными жителями обеих стран губернатору провинции Хамгён. Однако губернатор по приказанию из Сеула передал пуса, что «при появлении русских торговых людей местные пограничные власти должны принять от них бумаги и тотчас доставить их в губернский город, а русским предложить ожидать на границе» [23, c. 367].

Последующие две попытки, предпринятые П.А. Гельмерсеном в ноябре-декабре1865 г. завязать сношения с корейцами, также оказались неудачными. Оба раза он получал один и тот же ответ; пограничные власти Кореи не могут пропустить его «без разрешения из столицы, которое не может прийти ранее трех месяцев» [2, c. 94].  По прибытии из поездки в Кёнхын декабре1865 г. Гельмерсен решил прекратить дальнейшие переговоры с корейской стороной по поводу приграничных связей ввиду их бесполезности.

Таким образом, первая попытка восточносибирских властей войти в официальные сношения с корейскими пограничными властями для установления соседских отношений окончилась безрезультатно. Более того, после событий 1866 года, когда американские и французские корабли попытались силовым путем вторгнуться на территорию Кореи, центральные власти Кореи ужесточили пограничный режим с Россией, запретив местным властям любые контакты с российской стороной [20, c. 162]. Государственным советом (Ыйчжонбу) было внесено предложение о военном противодействии России в случае «продвижения русских на юг» [14]. Вскоре по указанию центрального правительства начальнику Кёнхына Юн Хёпу было поручено укрепить обороноспособность границ, и в апреле1867 г. он организовал подразделение из 164 отборных стрелков [16, c. 96].  К весне1869 г. вдоль р. Туманган располагалось 37 пограничных постов.

Но, несмотря на это, укрепление пограничных постов с корейской стороны не смогло сдержать начавшийся в конце 60-х гг. XIX в. массового исхода корейцев на российской Дальний Восток. Только в конце1869 г. из Хамгён на российскую территорию прибыли 7 тысяч корейцев, бежавших от сильного голода, который наступил в Северной Корее [14, c. 110]. Опасаясь, что массовый переход корейцев через границу может осложнить отношения с Кореей, военный губернатор Приморской области И.В. Фуругельм в декабре1869 г. предписал исполняющему дела пограничного комиссара в Южно-Уссурийском крае князю Трубецкому отправиться на границу Кореи и вместе с корейским пограничным начальством согласовать меры по приостановлению корейского переселения и возможному возвращению корейцев из России на родину [13, c. 19].

Через год пограничный комиссар Трубецкой с целью добиться договоренности с корейской стороной по поводу корейских переселенцев прибыл для переговоров в Кёнхын. После продолжительных переговоров начальник Кёнхына вручил пограничному комиссару в Южно-Уссурийском крае письменное обязательство, в котором корейская сторона «обязалась всеми мерами препятствовать переходу корейцев на русскую землю» [9, c. 33]. Эти переговоры впервые приняли официальный характер между Россией и Кореей. Впервые корейские власти вручили российской стороне официальные документы, а представители России впервые добились от Кореи выполнения своих требований. С этого времени корейское правительство для прекращения массовой эмиграции приступило к проведению ряда мероприятий в провинции Хамгён. Прежде всего, корейская сторона продолжила усиление пограничного гарнизона для предотвращения пересечения границы местными жителями. К осени1871 г. число пограничных постов по р. Туманган увеличилось до 67, а численность гарнизона, несшего охрану границы на этих постах, достигла 200 человек.

Но, несмотря на достижение договоренности между Россией и Кореей об усилении наблюдения за сопредельной территорий, отсутствие дипломатических отношений между двумя государствами не могло способствовать полному решению проблем на российско-корейской границе.

Собственно, российские власти в 70-начале 80-х гг. XIX в. не торопились устанавливать официальные торговые отношения с Кореей.  Приамурские власти русского Дальнего Востока считали тогда ненужной и даже вредной достижение договоренностей с корейскими властями об установлении официальной приграничной торговли между Россией и Кореей путем подписания каких-либо соглашений по этому вопросу [11, c. 92].

Но после подписания Кореей ряда договоров с западными державами Россия также решила активизировать свои действия в отношениях со своим пограничным соседом. Но, в отличие от западных государств, стремившихся заключить непосредственно с Кореей неравноправные договора, предусматривающие также установление дипломатических отношений, российское правительство старалось ограничиться сношениями на границе, при этом обращаясь за посредничеством к Китаю. Так, 5 июня1882 г. российский посланник в Пекине Е.К. Бюцов вручил китайским министрам письмо с предложением провести русско-корейские переговоры в непосредственной близости от границы между Россией и Кореей. В этом письме, в частности, сообщалось: «…для того, чтобы отношения их (России и Кореи – Прим.автора) были поставлены в удовлетворительные условия, в интересах обеих стран, требуется, чтобы договор между ними обнял также значительные пограничные вопросы» [7, c. 69-70].

Прибывший в Сеул китайский дипломат Ма Цинчунь, который был отправлен для передачи корейскому правительству русских предложений, высказался против приграничных сношений и сухопутной торговли между Россией и Кореей [27, p. 128]. По рекомендации китайской стороны корейское правительство не согласилось вести переговоры с представителями России поблизости от границы, сославшись на то, что торговая деятельность, в связи с отсутствием близ российской границы крупных населенных пунктов, осуществляется весьма пассивно [17, c. 328]. Несмотря на это, председатель Госсовета Ли И Чжон в своем письме временно исполняющему обязанности главноуправляющего торговлей в северных портах Чжан Шу Шену сообщил, что переговоры об установлении дипломатических отношений с Россией возможно вести при условии установления в северной части острова Нокто (鹿島) корейских пограничных знаков. Таким образом, по мнению корейских ученых, подобное заявление высокопоставленного корейского чиновника по поводу установления корейской стороной над островом Нокто является первой попыткой заявить российским властям о своих территориальных претензиях [25, c. 15-16]. Несмотря на подобное заявление, окончательная позиция в отношении перспектив приграничных переговоров была изложена в официальном письме ведомства иностранных дел Китая Бюцову от 18 июля1882 г., где ни слова не сообщается о территориальных претензиях Кореи. Основной акцент в данном письме был сделан на то, что корейская сторона готова вести переговоры с российскими властями лишь относительно заключения соглашения о морской торговле [6, c. 73].

Получив такое объяснение, Е.К. Бюцов поставил в известность генерал-губернатора Восточной Сибири о том, что «ввиду …отказа тамошнего правительства вступить в переговоры с нами по пограничным делам… отправление консула в Корею будет приостановлено до получения дальнейших указаний императорского министерства» [3, c. 190-192].

Во 2-й половине1882 г. ванский двор стал проявлять более активный интерес к приграничным с Кореей территориям. В сентябре1882 г. ван Кочжон дал указания двум своим эмиссарам, Ким Гван Хуну и Син Сон Уку, тайно проникнуть на территорию России и собрать наиболее полную информацию о ситуации на левом берегу р. Туманган. 25 сентября1882 г. Ким Гван Су и Син Сок Ук переправились через р. Туманган в районе г. Кёнхын и исследовали прилегающие к корейской границе территории, в том числе и остров Ноктундо. После возвращения агентов 5 ноября1882 г. ими был составлен доклад «О землях на левом берегу (Тумангана)» («Канчжваёчжиги»), куда входила информация о географических особенностях приграничных районов России, а также о состоянии российских боевых сил на границе с Кореей [26]. В частности, там сообщалось, что на острове Ноктундо проживает 113 корейских семей общей численностью 822 человека.

В январе1883 г. ван Кочжон направил инспектора северных провинций (서북경략사) О Юн Чжуна в провинцию Хамгён, для решения проблемы перехода корейских граждан на территорию России и Китая, корейско-китайской торговли, а также вопроса о принадлежности Корее районов Кандо и Ноктундо. Касаясь Ноктундо, Кочжон дал О Юн Чжуну указания разобраться, действительно ли этот остров является корейской территорией и как можно решить эту проблему [22].

Понимая, что при отсутствии дипломатических отношений с Россией вести непосредственные переговоры о возможности передачи острова Ноктундо Корее будет весьма затруднительно, О Юн Чжун обратился за посреднической помощью к китайским властям г. Хуньчуня. В результате проведенных предварительных переговоров с китайскими чиновниками о возможности возвращения острова Ноктундо Корее О Юн Чжуну было отказано в содействии со стороны Китая. Свой отказ вмешиваться в дела, касающиеся межгосударственных отношений между Кореей и Россией, местные китайские власти аргументировали тем, что остров Ноктундо «уже принадлежит Российской империи» [19, c. 85].

Получив отказ в содействии при решении пограничного вопроса с Россией, О Юн Чжун дал указания начальнику Кёнхына, согласно уже существующей традиции, вступить в переговоры с пограничным комиссаром Южно-Уссурийского края относительно возвращения острова Ноктундо Корее. По указанию О Юн Чжуна начальник Кёнхына составил и передал российской стороне письмо, в котором выражалась просьба рассмотреть вопрос о передаче острова Ноктудо Корее, что, несомненно, послужит «улучшению дружеских и добрососедских отношений между двумя государствами».[2]

Не получив никакого ответа с российской стороны, инспектор северных провинций вернулся 4 октября1883 г. в Сеул и составил подробный доклад королю об острове Ноктундо. В частности, в этом докладе О Юн Чжун сообщает, что на острове Ноктундо, восточная часть которого в результате песчаных наносов соединилась с левым берегом реки Ноктундо, проживают корейцы, которые соблюдают обычаи традиции Кореи и не признают русские  традиции. Кроме того, О Юн Чжун особо отмечал в своем докладе, что остров Ноктундо является корейской территорией [22]. Несмотря на данные доклада, ван Кочжон посчитал бессмысленным решать территориальный вопрос без официальных переговоров с Россией, и проблема острова Ноктундо вплоть до установления дипломатических отношений между двумя государствами не поднималась. Немалую роль в отказе от принятия серьезных шагов в урегулировании пограничных вопросов сыграло и давление китайского правительства. В1884 г. наместник столичной провинции Чжили Ли Хун Чжан отправил вану Кочжону «Памятную записку», в которой он предостерегал корейского правителя от сближения с русскими, доказывая, что русские намереваются захватить Корею, используя малейшие недоразумения на границе…» [10, c. 92-93].

Российское правительство также старалось избегать принятия каких-либо решений относительно пересмотра границы с Кореей. В составленной в начале1884 г. российским посланником в Пекине С.И. Поповым инструкции К.И. Веберу, направлявшегося в Сеул для подписания российско-корейского договора, указывалось, что урегулирование пограничных отношений России и Кореи – «предмет особых переговоров и отдельного международного акта» [8, 33-34].

С установлением 25 июня (7 июля)1884 г. дипломатических отношений с Россией у корейского правительства появилась возможность урегулирования пограничных вопросов на официальном уровне. Но, несмотря на то, что К.И. Вебер, которому было поручено подписание с Кореей договора о дружбе и торговле, в ходе беседы с корейскими министрами коснулся проблемы пограничного сотрудничества между двумя государствами, его предложения не были включены в текст договора. Корейские переговорщики предпочитали действовать с оглядкой на Китай, считая, что решение пограничных вопросов с Россией вызовет недовольство китайского руководства, крайне негативно относящегося к событиям, разворачивающимся вблизи их собственной границы.

Надеясь на то, что цинское правительство, неудовлетворенное подписанным в1860 г. Пекинским договором, который практически перекрыл выход Китая к Японскому морю, выдвинет России новые требования по демаркации границы, корейская сторона в1885 г. предложила провести переговоры между тремя государствами по урегулированию пограничного спора [25, c. 19-20]. Китайское руководство, понимая, что укрепление двусторонних приграничных отношений между Россией и Кореей в непосредственной близости от китайской границы не будет способствовать усилению позиций Китая в этом регионе, настояло на проведении переговоров без участия корейской стороны. В апреле1886 г. на переговорах в Хуньчуне китайская сторона попыталась убедить российскую делегацию в ошибочности заключенных раннее договоренностей, решив тем самым добиться изменения границы, касающейся той части, которая проходила по р. Туманган, и перенести пограничные знаки ближе к месту впадения реки в Японское море [20, c. 123]. Получив отказ со стороны российской делегации, цинское правительство окончательно лишилось возможности представлять и отстаивать интересы Кореи при решении пограничных вопросов с Россией. По результатам переговоров китайское руководство выразило корейской стороне лишь сожаление, сославшись на неверно составленные в момент передачи России территории топографические документы. Тем самым, по мнению директора научно-исследовательского института по территориальным вопросам в Восточной Азии Ян Тхэ Чжина, официальные лица Китая признали «неблагоразумность заключения российского-цинского договора1860 г.» [27, c 287].

Исходя из этого, корейские ученые считают, что Россия, пользуясь неспособностью королевского двора отстаивать свои позиции на границе с соседними государствами, заключила с Кореей неравноправные договоры с Кореей, тем самым укрепив свои позиции на корейско-российской границе. Кроме того, по мнению корейских ученых, заключение между Россией и Китаем Пекинского договора, определившего российско-китайско-корейскую границу, является предметом территориального спора между тремя государствами, поскольку был подписан российской и китайской сторонами без участия и уведомления корейской стороны [20, c. 179].  В связи с этим директор научно-исследовательского института по территориальным спорам в Восточной Азии Ян Тхэ Чжин утверждает, что поскольку нет официальных документов, в которых Корея признает демаркацию границы между цинским Китаем и царской Россией, это уже является поводом для непризнания корейской стороной Пекинского договора, а отсюда, и официальной границы между Россией и Кореей.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

1. Барсуков И. Граф Н.Н. Муравьев-Амурский по его письмам, официальным документам, рассказам современников и печатным источникам (материалы для биографии). – М., 1891. – С. 345.
2. ГАИО. Фонд 24. опись 11/3. Дело 24. Лист 94.
3. Депеша посланника в Пекине Е.К. Бюцова генерал-губернатору Восточной Сибири Д.Г. Анучину. Пекин, 16(28) августа1882 г.// АВПРИ. Фонд «Чиновник по дипломатической части при Приамурском генерал-губернаторе». Опись 579, 1880-1884 гг. Дело 6. Листы 190-192.
4. Записка о действиях Уссурийской граничной Комиссии с 16-го июня 1861 года до окончания постановки границы. Копия. // Государственный архив Иркутской области (ГАИО). Фонд 24. Опись 11/3. Дело 169. Листы 34, 43.
5. Записки о пограничной линии России с Китаем в Южно-Уссурийском крае// АВПРИ. Фонд «Чиновник по дипломатической части при Приамурском генерал-губернаторе». Опись 579,1881 г. Дело 319. – Листы 267-267 об.
6. Копия письма китайских министров русскому посланнику в Пекине от 6(18) июля1882 г.// РГИА ДВ. Фонд 87. Опись 1. Дело 214. Лист 73.
7. Копия письма посланника в Пекине Бюцова китайским министрам от 24 мая (5 июня)1882 г.// Цит по: Пак Б.Б. Российская дипломатия и Корея. Кн. 1. – С. 69-70.
8. Копия с инструкции, данной российско-имп. посланником в Китае Веберу. Пекин, 24 марта (4 апреля)1884 г., № 34// АВПРИ. Фонд «Посольство в Токио»,1883 г. Дело 595. Листы 33-34.
9. Обязательство начальника Кёнхынского округа провинции Хамгён (пер. с кор.) // АВПРИ. Фонд «Чиновник по дипломатической части при Приамурском генерал-губернаторстве». Опись 579. 1869-1888 гг. Дело 307. Лист 33.
10. Пак Б.Б. «Российская дипломатия и Корея». Книга 1. – С. 92-93.
11. Пак Б.Д. Россия и Корея. – М., 2004. – С. 92.
12. Русско-китайские отношения 1618-1916. Официальные документы. – М., 1958. – С. 34-40.
13. Телеграмма военного губернатора Приморской области Фуругельма пограничному комиссару в Южно-Уссурийском крае. Николаевск, 5(17) декабря1869 г. // ГАИО. Фонд 24. Опись 10. Дело 202. К. 2107. Лист 19.
14. Унтербергер П.Ф. Приморская область. 1856-1881 гг. – СПб., 1900. – С. 110.
15. Ильсоннок. 1-год правления Кочжона (1864). 2 марта.
16. Кванса тыннок (Записки сеульского ведомства), лист 42, февраль 1864. – Сеул, 1990. – с. 55.
17. Кочжон сидэса (История периода правления Кочжона). Т. 2 – Сеул, 1969-1972. – С. 327.
18. Пак Тхэ Гын. 1860нён Пуккён чоякква халло куккёный соннип (Пекинский договор1860 г. и установление корейско-российской границы// Ёнтхомучжеёнгу (Исследования территориальных споров). – 1983, № 1. – С. 58.
19. Сим Хон Ён. Росиаый кыктончинчхуль чоллякква куккёныль туллоссан чоро янгуге тэын (Российская стратегия выхода на Дальний Восток и действия обоих государств вокруг российско-корейской границы// Кунса, 2005, № 56, с. 85.
20. Син Мён Хо. Сипкусеги чороый куккён хёнсонгва Туманган хагуый тосо ёнхэ пучжэн (Образование границы между Кореей и Россией в 19 веке и споры вокруг островов и территориальных вод в устье реки Туманган// Сипкусеги Тонбуга сагэгуге тосо пунчжэнгва хэянкёнге (Споры четырех государств Северо-Восточной Азии вокруг островов в 19 веке и морские границы). – Сеул, 2008.
21. Сынчжонвон ильки (Дневники Сын Чжон Вона). 19 июля 1861.
22. Чончжон ёнпхё (Хроники правления династии Ли), т. 3, 20-й год правления Кочжона (1883 г.), январь.
23. Чосон са ёнпхо (Хронология по истории Кореи). – Пхеньян, 1957.
24. Чхольчжон киса (Записки периода правления Чхольчжона), т. 9, гл. Пхирим, июль 1861.
25. Ю Ён Бак. Тэчхон квангеесо пон Ноктундоый квисок мунчже (Проблема возвращения острова Ноктундо, исходя из отношений с империей Цинн)// Ёнтхомунчже ёнгу, 1985, № 2. – С. 15-16.
26. Ю Ён Бак. Чансогак сочжан канчжва ёчжиги нонго (Изучение «Записок о  38.
27. Ян Тхэ Чжин. Чоягыро pпон ури ттанъ ияги (Рассказы о корейских землях, упоминаемых в официальных договорах). – Сеул, 2007.
28. Chien F. The Opening of Korea. A Study of Chinese Diplomacy 1876-1885. – Taipei, 1967 – P. 128.

Related posts:

Иванов А.Ю. — «Проблема острова Ноктундо в средствах массовой информации Южной Кореи» Иванов А.Ю. — «Южнокорейско-японские отношения через призму территориального спора вокруг острова Токто (Такэсима)» 07 февраля 2014 — Отчет О круглом столе «Проблема межгосударственных территориальных претензий в Азиатско-Тихоокеанском регионе» 26 января 2013 — Встреча сотрудников ЦИМО АТР с заместителем Главы Миссии посольства Японии в РФ, министром г-ном Кэйдзи Идэ