Важным составляющим компонентом дальневосточного региона в период индустриализации были китайские мигранты. На Дальнем Востоке СССР постоянно находилось значительное количество китайского населения. В статье автор рассматривает способы и методы привлечения китайской рабочей силы на советский Дальний Восток, анализирует распределение китайских мигрантов в различных отраслях промышленности, характеризует условия их жизни и труда на советской территории .

SUMMARY: The important component of the Far East in the period of industrialization were Chinese migrants. In the Soviet Far East there was a considerable amount of the Chinese population constantly. In the article the author considers the ways and the methods of attraction of Chinese labor into the Soviet Far East, analyzes the distribution of Chinese workers in various industries, characterizes the conditions of their life and work in the Soviet territory.

Ключевые слова: Дальний Восток СССР, китайские мигранты, индустриализация. 

 Key words: the Soviet Far East, the Chinese migrants,  industrialization.

В конце 1920-х гг. приоритетной целью советского руководства стало наращивание экономической и военной мощи государства максимально высокими темпами. Этого предполагалось достичь ускоренным развитием социалистической промышленности, превращением промышленности в главную отрасль народного хозяйства. В целях мобилизации имеющихся в стране ресурсов для индустриализации были выбраны внеэкономические, командно-административные методы.

На Дальнем Востоке СССР начинается форсированное развитие промышленности с учетом специфики дальневосточного региона. Мероприятия по модернизации дальневосточной промышленности вырабатывались на основе постановлений XIV и XVI партийных съездов, решений XVII партконференции, постановлений бюро Дальневосточного краевого комитета (август-октябрь 1927 г.) «О пятилетнем плане народного хозяйства ДВК», постановления ЦК ВКП(б) от 5 декабря 1929 г. «О реорганизации управления промышленностью».

Ставка была сделана на реконструкцию угольной, лесной, рыбодобывающей и золотодобывающей отраслей как валютно-экспортных направлений развития народного хозяйства. В эти отрасли было направлено значительное количество капиталовложений, началось строительство крупных предприятий.

Продолжилась применявшаяся Дальневосточным бюро в восстановительный период практика объединения государственных предприятий в тресты. Дальлес, Дальуголь, Дальзолото и др. тресты становятся основными производственными единицами в системе управления промышленностью и производственно-отраслевого функционирования [9, С. 155].

Для дальнейшего проведения индустриального развития региона были осуществлены изменения в административном районировании. С 1 октября 1930 г. было упразднено окружное деление (за исключением Камчатского и Сахалинского округов). Административные районы перешли в непосредственное подчинение Дальневосточного края (ДВК) с центром в Хабаровске. Часть территории ДВК – Читинский и Сретенский округа – постановлением ВЦИК РСФСР от 30 июля 1930 г. были переданы в состав Восточно-Сибирского края. Все права и обязанности, принадлежавшие ранее окружным органам власти, перешли к районному аппарату.

Постановлением ВЦИК и СНК РСФСР от 20 октября 1932 г. в ДВК в самостоятельные административные единицы были выделены Амурская, Приморская, Камчатская, Сахалинская области, Нижне-Амурский, Корякский, Чукотский и Охотско-Эвенкский национальные округа, Биробиджанский, Нижне-Тамбовский (Комсомольский), Пригородный (Вяземский) районы и г. Хабаровск. С разделением на области были образованы областные исполнительные комитеты советов – облисполкомы, находившиеся в непосредственном подчинении Далькрайисполкома.

Проведенные административные преобразования должны были способствовать более успешному осуществлению политики индустриализации. Для форсированной социалистической модернизации в крае необходима была рабочая сила. Несмотря на проводимые государством мероприятия по переселению на Дальний Восток населения из европейских районов страны, край ощущал нехватку рабочих кадров в различных отраслях промышленности. В этих условиях была продолжена практика привлечения китайской рабочей силы на советский Дальний Восток.

Сохранялась потребность в китайском труде в золотопромышленности. В 1927 г. производственные программы золотодобычи были изменены в сторону увеличения, а возможности местного рынка труда по-прежнему были весьма ограничены. В условиях нехватки рабочей силы на заседании Совета труда и обороны (СТО) 2 марта 1928 г. было принято решение о ввозе 2 тыс. китайцев и корейцев для нужд золотопромышленности Дальнего Востока. 25 мая 1928 г. СТО постановил «дополнительно разрешить ввоз для работ в той же промышленности 1500 старателей китайцев и корейцев».

За май-июнь 1928 г. правлению «Союззолото» удалось завербовать 3065 восточных рабочих, однако стали наблюдаться случаи ухода целых партий рабочих или в процессе следования к месту работы, или немедленно по приходу на прииска. Было решено отказаться от попыток завербовать рабочих на внутреннем рынке труда, и начать вербовку внутри Китая. Переговоры, проводившиеся с китайскими властями в Сахаляне и Сычагоу, не дали положительных результатов. Попытка нелегального завоза рабочих из Харбина на пароходах при посредничестве китайской фирмы сорвалась – все 5 рабочих партий (530 чел.) были задержаны в Лахасусу, сотрудники фирмы арестованы и расстреляны [6, С. 380].

В китайском труде, помимо «Союззолота», нуждались и предприятия других отраслей промышленности края. Ходатайство о разрешении ввоза рабочих из Китая в сентябре 1928 г. подавали также такие объединения, как Дальлес (на 4000 чел.) и Дальуголь (на 1500 чел.). Официальное разрешение на вербовку в Китае 300 чел. рабочих было дано только предприятию Дальуголь [Государственный архив Хабаровского края (далее – ГАХК). Ф. П-44. Оп.1. Д.112. Л.Л.107-107об., 279].

В создавшейся ситуации Далькрайисполком 19 октября 1928 г. согласовал с бюро Далькрайкома ВКП(б) основные положения по вербовке рабочих через Благовещенск в Сахаляне. Вербовку должны были вести китайские фирмы, а для положительного решения вопроса советская сторона выдвинула предложение о переводе за границу валюты в размере 50% добытого китайцами золота. В частности, китайская фирма «Буцундун» изъявила готовность от своего имени и за свои средства навербовать для старательских работ 30 тыс. рабочих из Китая, с дальнейшей оплатой от советского предприятия по 4 даяна за каждого рабочего. «Союззолото» решило принять 1-ю партию в 8 тыс. чел. для работы на приисках Зейского округа: в ноябре 1928 г. – 2 тыс. чел., в декабре – 3 тыс. чел., в январе 1929 г. – 3 тыс. чел. [ГАХК. Ф.П-44. Оп.1. Д.112. Л.280].

В целом же, завоз рабочей силы был признан неудовлетворительным. Основной причиной следует назвать ухудшение к концу 1920-х гг. советско-китайских отношений. Готовность приграничных китайских фирм к сотрудничеству с советскими предприятиями в вопросе найма рабочих наталкивалась на запреты китайских властей. В свою очередь, советские властные органы на региональном уровне не могли разрешить проблему вербовки удовлетворительного нуждам промышленности края количества китайских рабочих. Так, к сентябрю 1928 г. объединение «Союззолото» провело подготовительные работы для последующей добычи золота в Читинском округе ДВК, и весной 1929 г. планировало направить на прииска около 9 тыс. рабочих из Китая, однако из-за ухудшения советско-китайских отношений разрешение на ввоз такого количества рабочей силы не было получено. План по добыче золота выполнен не был [ГАХК. Ф.П-44. Оп.1. Д.112. Л.106; Ф.П-2. Оп.1. Д.76. Л.Л.197, 544-545].

В 1929 г. число восточных рабочих, занятых в золотопромышленности края, составило 29% (8768 чел.), а в 1930 г. – 22,25% (2332 чел.) от общего количества восточников во всех отраслях краевой промышленности [6, С. 383]. Уменьшение числа восточных рабочих в связи с нестабильной политической ситуацией в регионе грозило срывом выполнения производственных программ ряда отраслей промышленности ДВК, поэтому организации и предприятия Дальнего Востока продолжили практику набора в Китае рабочих с помощью вербовщиков. Механизм вербовки рабочих руководителями советских предприятий был следующим: рабочих из Китая группами переправляли на территорию СССР легальным путем (через биржи труда либо при содействии китайских консулов, к которым регулярно обращались с подобными просьбами агенты НКИД на советском Дальнем Востоке) и полулегальным способами (при содействии «старшинок» – они получали от 1,5 руб. до 3-х руб. за каждого завербованного рабочего – или китайских фирм на советском Дальнем Востоке, либо путем дачи взяток (опять же при посредничестве китайских фирм) соответствующим должностным лицам непосредственно в Северо-Восточном Китае (Харбине, Цицикаре, Мукдене и др. городах).

При легальном способе вербовки китайских рабочих их количество обычно жестко ограничивалось, поэтому руководители предприятий предпочитали нанимать рабочих полулегально. В своей докладной записке в октябре 1930 г. руководитель Дальневосточного краевого отдела труда отмечал: «Все восточные рабочие переходят границу нелегально. Легальный переход имеют только китайцы-вербовщики, которые пропускались по распоряжению комендатуры погранотряда в Полтавке и Гродеково». Нельзя назвать однородным и качественный состав рабочих. Нередко подрядчик принимал на работу бывших хунхузов и контрабандистов, выдавая им чужие расчетные книжки и профбилеты. В записке заведующего краевым отделом труда так сообщалось об одной из партий навербованных китайцев: «Сам состав навербованных оставлял желать лучшего – это были в прошлом по большей части мелкие ремесленники – парикмахеры, портные и т.п., которые нанимались в Китае на работу с целью легально и дешево перейти границу, а затем заняться своим ремеслом» [1, С.77].

Проведения форсированной социалистической модернизации и создания на советском Дальнем Востоке военно-промышленной базы требовала и обострившаяся международная обстановка в дальневосточном регионе.

К воплощению своей геополитической модели мира, разработанной в духе паназиатизма и имевшей целью поэтапное установление своего господства на Тихом океане, приступает Япония. Еще до Вашингтонской конференции, 3 марта 1920 г. посол Японии в США К. Сидэхара заявлял, что Япония имеет совершенно особые интересы на Дальнем Востоке, прежде всего в Китае. Уже тогда речь шла о Маньчжурии [14, С.44]. После разгрома японских интервенционистских войск и изгнания их из пределов российского Дальнего Востока их остатки на протяжении 1920-х гг. были переформированы и усилены, а их командующий генерал-лейтенант Сигэру Хондзё получил задачу готовить войска для захвата всей территории Маньчжурии к югу и северу от р. Сунгари. Под вывеской управления ЮМЖД был создан разведывательный центр во главе с разведчиком генерал-майором Кэндзи Доихара, получившим кличку «маньчжурский Лоуренс». Этот центр создавал свою агентурную сеть среди китайских милитаристов и определенных кругов пекинского правительства [10, С. 6].

В развязывании очередной войны японское руководство видело выход из экономического кризиса, в котором находилось хозяйство Японии в связи с мировыми экономическими потрясениями. Была выдвинута стратегия постоянного расширения рынков сбыта, закрытых для иностранных конкурентов. В этом заключалась экономическая основа политики «сфер влияния» и военной экспансии. В случае утверждения в Китае принципов свободной и равноправной конкуренции Япония могла потерять в этом регионе свои финансово-экономические привилегии (по объему торговли и по капиталовложениям). Поэтому влиятельные группировки японских политических и военных деятелей выступали за расширение сфер влияния в Китае вплоть до полного овладения его территорией [8, С. 68-69].

В апреле 1927 г. премьером правительства Японии стал Танака Гиити, который начал проводить более решительную политику в отношении Китая. Уже в мае 1927 г. в Шаньдун были направлены японские войска, а в апреле и мае 1928 г. группировка японских войск там была усилена. В нарушение условий Версальского договора Япония обнаружила свое намерение захвата Северного Китая под предлогом, что «Япония несет ответственность и имеет обязательства обеспечить мир и спокойствие в Маньчжурии, что Маньчжурия имеет важное значение для обеспечения обороны собственно Китая» [3, С.108]. Были увеличены расходы на военные цели: в 1930 г. они составили 29% бюджетных средств Японии. Ни одна держава в мире не тратила почти треть своего бюджета на военные нужды. Постоянно увеличивался импорт военной техники и оружия в Японию – в 1928 г. он оставлял 39% всего импорта Японии, а к 1930 г. возрастает до 41% [4, С.6].

В «меморандуме Танака», опубликованном 25 июля 1927 г., было заявлено, что Япония намерена покорить весь Китай, всю Азию, а затем добиться мирового господства. Завоевание Китая планировалось начать с захвата Маньчжурии как «буферной зоны между Японией и Россией» и под предлогом «коммунистической угрозы» на Дальнем Востоке. Вторжение в Маньчжурию имело своей целью создание на этой территории выгодного континентального плацдарма, военно-экономической базы против Советского Союза. Правительства Англии, Германии, США, Франции не препятствовали осуществлению этой японской военной стратегии, т. к. были заинтересованы в вооруженном конфликте Японии и СССР. 21 января 1931 г. министр иностранных дел Японии заявил: «Маньчжурия – это ключ к Дальнему Востоку… Обстановка требует аннексии Японией трех северо-восточных провинций Китая» [10, С.6].

18 сентября 1931 г. японские войска вторглись в Маньчжурию. Нанкинское правительство избегало прямого столкновения с японскими войсками. В ответе на телеграмму Чжан Сюэляна от 5 ноября 1931 г. с просьбой о военной помощи Чан Кайши сослался на то, что «китайское правительство обратилось в Лигу Наций и рассчитывает на ее влияние на Японию, чтобы прекратить агрессию». Угроза коммунистической власти в Китае для Чан Кайши представлялась более серьезной, чем потеря северо-восточных провинций [3, С.114].

Необходимо отметить, что в 1920-е гг. развитие Маньчжурии шло быстрыми темпами, в 1930-е гг. она становится важнейшим сельскохозяйственным регионом Китая. В 1912-1931 гг. население Северо-Восточного Китая увеличилось с 21,7 млн. до 29,1 млн. чел. Только в первой половине 1927 г. в Северо-Восточный Китай из внутренних районов переселилось 630 тыс. чел., из них 450 тыс. чел. (71%) стали заниматься сельскохозяйственным трудом. Повышается активность этого региона в экспортно-импортных операциях: если в 1923 г. товарооборот Северо-Восточного Китая (включая пров. Жэхэ) достигал более 439 млн. тамож. лянов, то в 1929 г. – более 745 млн. тамож. лянов. В 1926-1931 гг. товарооборот Северо-Восточного Китая составлял около 30% общего товарооборота страны [13, С.37; 5, С.90; 7, С.317].

Япония приступает к колонизации Маньчжурии и установлению в этом регионе оккупационного режима. Под японский контроль попадает промышленность Маньчжурии. Повсеместно происходит насаждение японской культуры и идеологии. Увеличивается число японских школ, создаются специальные учебные заведения для подготовки административных кадров для государственного аппарата, массовое издаются газет на японском языке, отмечаются японские юбилейные даты и т.п. Укрепляется экономическое положение Японии в Маньчжурии, усиливается японский контроль над административным аппаратом созданного 1 марта 1932 г. марионеточного государства Маньчжоу-го.

Оккупация Японии, несмотря на японскую пропаганду, интерпретировавшую события 18 сентября 1931 г. как «поворотный пункт в истории Маньчжурии, переход от колониальной эпохи к эпохе независимости и образования своей государственности», привела к ухудшению социально-экономической ситуации на Северо-Востоке Китая. Была развернута система запретительных мер в отношении китайцев в миграционной политике – если до японской оккупации, в 1926-1930 гг., в Маньчжурию переселилось более 4 млн. чел. (в среднем 850 тыс. чел. ежегодно), то в 1932-1936 гг. количество переселившихся падает до 2 млн. чел. (в среднем 47 тыс. чел. в год) [12, С.25]. Китайские предприятия, не выдерживавшие конкуренции в связи с увеличивавшимся ввозом японских товаров, закрывались. Ухудшались условия труда и жизни китайских рабочих, между тем как заработки японских рабочих возрастали. Были разрушены многие промышленные предприятия, что вызвало массовую безработицу. Только в Харбине и Мукдене, по неполным данным, потеряли работу свыше 50 тыс. чел. [3, С.140].

Проводившаяся Японией миграционная политика сопровождалась насильственными мерами в отношении китайских крестьян – их заставляли продавать свою землю по чрезвычайно низким ценам. Так, в уезде Илань (пров. Хэйлунцзян) крестьян вынуждали продавать землю по цене 1 юань за шан (0,67 га), хотя фактически цена шана неплодородной земли в этом уезде в среднем составляла 41,4 юаней, плодородной – 121,4 юаня. Отмечались случаи, когда крестьян, не желавших продавать землю, убивали. Вынужденные продавать за бесценок свои земли крестьяне разорялись (в 1939 г., например, свои участки вынуждены были покинуть 11 340 крестьянских семей) и нищенствовали либо пополняли ряды китайских кули [11, С.37]. Если в 1927 г. количество занимавшихся сельскохозяйственным трудом составляло 76% от общего числа населения Маньчжурии, то к 1936 г. этот показатель снижается до 16%. В 1932-1936 гг. возрастает и количество покинувших Маньчжурию – оно достигает 2 090 тыс. чел. (в 1926-1930 гг. – 1 870 тыс. чел.) [12, С.37].

Одним из путей выжить и прокормить семью было отправиться на заработки на советский Дальний Восток. Промышленность ДВК по-прежнему нуждалась в китайской рабочей силе.

В 1930-е гг. китайские рабочие составляли довольно значительную прослойку в ряде отраслей промышленности края. В 1931 г. в одном только бывшем Владивостокском округе китайцев насчитывалось 58,1% в горной, 37% в лесной, 39% в химической промышленности – а всего 31% от общего числа рабочих в округе. Общеизвестный сезонный характер китайского труда не означал непременную ежегодную смену рабочего места. На Артемовском руднике 58,2% китайцев работали свыше 3-х лет. Из общего числа китайских рабочих рудника 39,8% имели производственный стаж свыше 10 лет, 6,7% – от 5-ти до 10 лет, 21% – от 3-х до 5-ти лет [Наш Путь. 1931. №1-2. С.28]. Среди китайцев было немало ударников труда, и, несмотря на поощрение переселения русского населения на Дальний Восток из центральных, южных и западных регионов России, во многих отраслях промышленности ставка по-прежнему делалась именно на китайских рабочих. В 1932 г. в ДВК находилось 57 711 китайских мигрантов [Российский государственный исторический архив Дальнего Востока (далее — РГИА ДВ). Ф.Р-2413. Оп.4. Д.1778. Л.1].

В Хабаровске китайские рабочие, как и в начале XX в., жили в т.н. китайской слободке. В конце 1920-х гг. здесь проживало более 4 тыс. китайцев и числилось более 70-ти домовладений [2, С.58]. Обычно за определенную плату дома здесь снимали «старшинки», сдавая комнаты в доме рабочим. Например, площади в доме комхоза «старшинка» Чжан Шэнь снимал за 3 руб. 75 коп. в месяц, а места сдавал рабочим по 2 руб. в месяц плюс брал деньги за питание – до 25 руб. ежемесячно. Кроме этого, «старшинки» организовывали в доме банковку, взимая 10% с каждой игры [Тихоокеанская звезда. 1930. 6 марта]. В доме выделялись особые «кабинеты» для курения опиума, повсеместно были распространены проституция, шинкарничество. Китаец Чжан Минфа арендовал дом по адресу ул. Милицейская, 17 и отдавал за аренду домовладельцу 38 руб. в месяц, собирая с 60 человек рабочих по 2 руб. в месяц. Традиционными среди китайских рабочих оставались опиекурение, игра в карты на деньги, распространение контрабанды. Милиция не уделяла достаточно внимания искоренению этих явлений. Некоторые милиционеры брали взятки и закрывали глаза на отсутствие документов у китайских рабочих и даже занимались курением опия вместе с китайцами [РГИА ДВ. Ф. Р-2413. Оп. 4. Д. 1738. Л.Л. 31-32]. Более того, сотрудники Приморского областного управления НКВД продавали опиум китайцам через свою агентуру.

Были сделаны попытки кардинально улучшить систему питания китайских рабочих. Для них организовывались общественные столовые. Всего к 1930 г. столовые для восточников, а также смешанные (совместно с русским населением) столовые обслуживали 8870 чел. китайских и корейских рабочих в ДВК. В 1931 г. в крае функционировали 14 столовых для восточных рабочих – во Владивостоке, Благовещенске, Хабаровске, Никольске-Уссурийском, Николаевске-на-Амуре, Артеме [ГАХК. Ф.П-2. Оп.1. Д.154. Л.31; Оп.9. Д.73. Л.4]. Безусловно, это значительно улучшило обеспечение питания китайских рабочих, хотя в организации столовых имелись существенные недостатки. Не хватало поваров и обслуживающего персонала, зачастую не соблюдались нормы гигиены, качество еды не соответствовало требованиям, еда не отличалась разнообразием, в меню было совсем мало китайских блюд. Цена обеда – 70 коп. – была слишком высока для рабочего-китайца. Остались нереализованными предложения по расширению производства сои во Владивостоке в целях улучшения питания китайских рабочих [РГИА ДВ. Ф.Р-2413. Оп.4. Д.1738. Л.Л.22-23].

Были внесены изменения в правила перевода заработка рабочих на родину. 10 февраля 1932 г. коллегией Наркомфина СССР была утверждена «Инструкция о порядке выдачи разрешений на перевод и вывоз валюты за границу на территории ДВК китайскими, японскими и корейскими рабочими». Согласно данному документу, восточным рабочим государственных и кооперативных промышленных предприятий ДВК предоставлялось право перевода и вывоза на родину части их заработка. Право осуществить денежные переводы получали только те рабочие, которые имели на своем иждивении семью за границей. Рабочие могли перевести за границу только 5% зарплаты, но не свыше 7 руб. (рабочие угольной промышленности – 7% зарплаты, но не свыше 10 руб.). Переводы совершались только раз в месяц по коллективным заявкам от предприятий. Не допускались переводы по индивидуальным заявлениям [ГАХК. Ф.Р-137. Оп.12. Д.11. Л.Л.111-113].

Таким образом, в период индустриализации на советском Дальнем Востоке сохраняется потребность в китайском труде. Китайские мигранты по-прежнему востребованы в различных отраслях дальневосточной промышленности. Оставались такие факторы присутствия китайских мигрантов на российской территории, как опиекурение, притосодержательство, контрабанда и т.д. Оккупация Японией Маньчжурии в нач. 1930-х гг. становится новым стимулом для китайской миграции на советский Дальний Восток, а задача построения в крае в короткие сроки военно-промышленной базы обеспечивает необходимость привлечения китайской рабочей силы. При общем дефиците рабочей силы и запрете использовать иностранную силу в оборонной отрасли, китайский труд играл существенную роль в добывающей промышленности, в частности, в золотопромышленности. Для советских властных органов в условиях обострения международной ситуации в дальневосточном регионе сохраняется приоритет целей форсированной социалистической модернизации.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Ващук, А.С. Этномиграционные процессы в Приморье в XX в. / А.С. Ващук, Е.Н. Чернолуцкая, В.А. Королева, Г.Б. Дудченко, Л.А. Герасимова. – Владивосток: ДВО РАН, 2002. – 228 с.
2. Жуков, А.М. Китайцы в Хабаровске / А.М. Жуков // Третьи Гродековские чтения: Материалы регион. науч.-практ. конф. «Дальний Восток России: исторический опыт и современные проблемы заселения и освоения территории». Ч. 1. – Хабаровск: Дальневост. гос. науч. библ-ка, 2001. – С. 55-59.
3. История Северо-Восточного Китая XVII-XX вв. Кн.2. Северо-Восточный Китай. 1917-1949 гг.– Владивосток: Дальневост. книжное изд-во, 1989. –  350 с.
4. Ли, Жун. История войны китайского народа против Японии (на кит. яз.) / Ли Жун. – Пекин: Чжунъян вэньсянь чубаньшэ, 2005. – 662 с.
5. Лю, Цзюй. Взаимосвязи между развитием экономики Северо–Восточного Китая и внутренней миграцией в нач. XX в. – 1930-е гг.: попытка анализа (на кит. яз.) / Лю Цзюй, Ли Ин // Хэйлунцзян шэхуэй кэсюэ. – 2005. – № 1. – С.89-91.
6. Кочегарова, Е.Д. К вопросу использования китайских рабочих в золотопромышленности Дальнего Востока (20-30-е гг. XX в.) / Е.Д. Кочегарова // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. Вып.3. – Благовещенск: Изд-во АмГУ, 2002. – С.378-386.
7. Кун, Цзинвэй. История экономики Северо-Восточного Китая (на кит. яз.) / Кун Цзинвэй / Изд-е 2-е, испр. и доп. – Чанчунь: Цзилинь цзяоюй чубаньшэ, 1994. – 756 с.
8. Огрызков, Д.А. Крах Версальско-Вашингтонской системы международных отношений в Восточной Азии (агрессивная политика Японии в Маньчжурии в конце 20-х начале 30-х гг. XX века) / Д.А. Огрызков // Международники и регионоведы об актуальных проблемах мировой политики / Науч. ред. Л.Н. Гарусова; под общ. ред. Н.В. Котляр. – Владивосток: Изд-во ВГУЭС, 2006. – С. 68-78.
9. Очерки истории дальневосточных организаций КПСС (1900–1937) / [Л.И. Беликова, А.В. Больбух, В.Э. Войшнис и др.]; Редкол.: Н.А. Гоголев (гл. ред.) и др. – Хабаровск: Хаб. кн. изд-во, 1982.  – 472 с.
10. Сапожников, Б.Г. Китай в огне войны (1931–1950) / Б.Г. Сапожников. – М.: Главная редакция вост. лит-ры изд-ва «Наука», 1977. – 351 с.
11. Тень Маньчжоу-го: к 70-летию «событий 18 сентября 1931 г.» (на кит. яз.) / под ред.  Ли Лифу. – Чанчунь: Цзилинь мэйшу чубаньшэ, 2001. – 407 с.
12. Фань, Лицзюнь. О переселенцах из внутреннего Китая в Три Северо–Восточные провинции (30-е гг. XX в.) (на кит. яз.) / Фань Лицзюнь // Лиши цзяосюэ вэньти. – 2006. – № 1. – С. 24-28.
13. Фань, Лицзюнь. Характер и особенности миграции из внутренних районов Китая на Северо–Восток в 1931-1937 гг. (на кит. яз.) / Фань Лицзюнь // Чжунго лиши дили луньцун. – 2005. – № 4. – С.36-43.
14. Федотов, В.П. Штрихи «Дальневосточного Мюнхена» / В.П. Федотов // Вопросы истории. – 2004. – № 10. – С.43-56.

Сведения об авторе:

Залесская Ольга Владимировна

Д.и.н., профессор, зав. кафедрой китаеведения Благовещенского государственного педагогического университета

Related posts:

Китайские Ценности? 6 марта 2013 — Встреча с профессором Сибирского Федерального Университета Дацышеным В.Г. Публикации Архив