11 сентября, 2014 
Военные события в районе реки Халхин-Гол на протяжении многих лет привлекали и продолжают привлекать внимание исследователей и, в первую очередь, ученых из стран-участниц, вызывая острые дискуссии и неоднозначные оценки по поводу ключевых моментов их предыстории, хода и исхода. В этом году исполняется 75 лет со дня этого важного исторического события, и эта юбилейная дата дает нам повод вновь обратиться к анализу этой проблемы. Одними из первых книг, вышедших в СССР и посвященных этим событиям, стали работы П.И.Другова: «Боевые действия авиации в Монгольской Народной Республике», «Бои у Халхин-Гола» (1940 г.) и др., в которых рассматривались главным образом военные аспекты этой проблемы. В том же году Генеральный штаб РККА издал монографию «Действия 1-й армейской группы в Халхин-гольской операции» (май-сентябрь 1939 г.). А далее увидели свет несколько десятков наименований исторических исследований, воспоминаний участников боев и т.д., большинство из которых уже вышло после окончания Великой Отечественной войны.
К числу наиболее заметных из них следует отнести монографию Г.Н.Севостьянова «Политика великих держав на Дальнем Востоке накануне второй мировой войны» (М., 1961 г.) и его статью «Военное и дипломатическое поражение Японии в период событий у реки Халхин-Гол», опубликованную в журнале «Вопросы истории» (1957, №8). Далее следует упомянуть работы М.В.Новикова «Победа на Халхин-Голе» (М.,1957г.) г., военно-историческое исследование «Японский милитаризм» (М., 1972 г.), книгу Г.В.Ефимова и А.М.Дубинского «Международные отношения на Дальнем Востоке», кн.2, (М., 1973); А.С.Савина «Японский милитаризм в период второй мировой войны» (М., 1979 г.), И.И.Федюнинского «На Востоке» (М., 1985 г.) и др. Все они достаточно полно раскрывают деятельность руководящих органов обеих стран в подготовке к отражению агрессии, особенности, ход и исход боевых действий, массовый героизм советских и монгольских воинов. Однако многие принципиальные моменты этих событий остались за рамками этих исследований, что было во многом обусловлено идеологическими и политическими установками того времени.
В этой связи наибольший научный интерес могут представлять недавно вышедшие работы российских исследователей, большая часть из которых были написаны в связи с 70-летней годовщиной событий на Халхин-Голе. Это — сборник «Халхин-Гол. Исследования, документы, комментарии» (М., 2009 г.), статья Ю.В.Кузьмина «Спорные проблемы война на Халхин -Голе», опубликованная в Вестнике Международного центра азиатских исследований (2009 №16), соответствующие разделы в коллективной монографии Института Востоковедения РАН «СССР и страны Востока накануне и в годы Второй мировой войны» (М., 2010 г.), а также справочная информация, подготовленная Историко-документальным департаментом МИД России «К 70-летию событий на реке Халхин-Гол», размещенная на сайте Министерства иностранных дел РФ (www.mid.ru 14.05.2009.
Одним словом, историография этой проблемы весьма обширна, даже если не считать более 700 единиц архивных документов, находящихся на хранении в Российском государственном военном архиве, и т.д. И, тем не менее, многие спорные вопросы этих событий пока еще остаются предметом научных дискуссий. Выделим наиболее важные из них:
Инцидент, конфликт или война?
Одним из дискуссионных проблем в российской историографии является вопрос о том, как определить эти события: инцидент, конфликт, столкновение, сражение или война? При этом характерно, что не только употребление того или иного термина, но и его политическая окраска неоднократно менялась в зависимости от тех или иных политических реалий, в контексте которых давалась оценка событиям на Халхин-Голе.
В этом отношении весьма показательным представляется высказывание маршала Г.К.Жукова, который писал: «Чтобы завуалировать истинные цели вторжения в пределы МНР, японское правительство решило преподнести мировой общественности акт агрессии как пограничный конфликт. Для большей убедительности своей версии японское правительство решило в начале боевых действий сразу же не вводить в дело большие силы, начав вторжение особыми отрядами, наращивая их силу по мере развития боевых действий. При этом имелось в виду: в случае неблагоприятных обстоятельств, которые могут сложиться в результате вступления в дело Красной Армии, прекратить начатую агрессию и отойти на свою территорию. Поводом для развязки военных действий и так называемого «пограничного конфликта» явилось притязание японского правительства на территорию МНР, находящуюся восточнее реки Халхин-Гол. Для «обоснования» надуманной претензии в Японии в 1935 году издали фальсифицированную топографическую карту, на которой произвольно перенесли государственную границу МНР далее чем на 20 километров, обозначив ее по реке Халхин-Гол»[1].
Совершенно по-иному эти события оценил тогдашний Народный комиссар иностранных дел В.М.Молотов в своем докладе «О внешней политике Правительства» на Внеочередной пятой сессии Верховного Совета ССР 31 октября 1939 г. В докладе особо обращает на себя внимание то, что явно в целях улучшения советско-японских отношений в нем были предприняты усилия снизить значение войны на Халхин-Голе, назвав его «конфликтом на монголо-маньчжурской границе». Вот несколько коротких цитат из этого доклада: «Япония обратилась к нам с предложением ликвидировать конфликт, и мы охотно пошли навстречу японскому правительству»; «никому ненужный конфликт вызвал немалые жертвы с нашей стороны, но эти жертвы были в несколько раз больше на японо-маньчжурской стороне». А о причине драматических событий сказано так: «Конфликт был вызван стремлением Японии присвоить часть территории Монгольской Народной Республики и этим путем насильственно изменить монголо-маньчжурскую границу…»[2].
Не перечисляя все имеющиеся на этот счет точки зрения советских и российских историков, следует сказать, что большая часть из них считают события на Халхин-Голе «необъявленной» или «локальной войной». «События на Халхин-Голе в мае-сентябре 1939 г., безусловно, были реальной войной, пусть локальной, приграничной или региональной, но войной, — пишет политолог Г.С.Яскина. — Истории еще не известно такого конфликта, участниками которого были бы целые армии, конфликта, который длился бы четыре с половиной месяца, притом, что бои вели таковые дивизии воздушные эскадрильи, тяжелая артиллерия. Кроме того, ни один пограничный конфликт не способен оказать такое глубокое влияние на баланс сил в регионе в целом, как война»[3].
А ряд исследователей, в том числе историк Я.А.Бутаков, например, называет события на Халхин-Голе «началом Второй мировой войны». Он пишет, что «две синхронно одержанные Россией победы — на дипломатическом фронте с Германией и на военном фронте с Японией — предотвратили гораздо худший сценарий Второй мировой войны для России. Победу на Халхин-Голе можно считать первой русской победой на фронтах Второй мировой войны, которая на Дальнем Востоке началась раньше, чем в Европе»[4].
Причина или повод для войны?
В советской историографии традиционно считалось, что этот конфликт был скрупулезно подготовлен и одобрен высшими руководителями Японии в качестве важного звена стратегического плана по захвату Монгольской Народной Республики (Внешней Монголии) и Забайкалья. При этом в советских источниках иногда встречаются утверждения, что при поражении наших войск на Халхин-Голе японская армия собиралась идти чуть ли не до Читы и Владивостока. Однако с позиции сегодняшнего дня эти события видятся по-другому.
По мнению большинства современных российских исследователей, одной из целей затеваемого конфликта являлась проверка боеспособности Красной армии, своеобразная «разведка боем» чтобы убедиться на практике в действенности нового варианта плана войны против СССР, с одной стороны, а, с другой, — и проверить боеготовность Красной Армии. К этому толкало японцев и стремление восстановить авторитет Квантунской армии, подорванный неспособностью завершить войну в Китае и поражением у озера Хасан. Так, в фундаментальной исторической работе — коллективной монографии «Японский милитаризм» отмечается, что провокации японских войск в районе оз. Хасан в августе 1938 г. и более крупная — летом 1939 г. на р.Халхин-Гол были главным образом связаны «с планами подготовки Квантунской армии (к войне с СССР) и проверки ее боевой способности».[5] Сторонником такого же подхода является, в частности, и военный историк Е.А.Горбунов, который подробно излагает его в таких своих работах, как книги: «20 августа 1939» (Москва, 1986) и «Крах планов «Оцу» (Владивосток,1988).
В ходе этих рассуждений мы подошли еще к одной традиционной проблеме: кто был инициатором военного конфликта в районе реки Халхин-Гола: политическое и военное руководство страны, или это — была в значительной мере самостоятельная акция генералов и офицеров Квантунской армии, которые, якобы, вышли из подчинения Генерального штаба? В советской исторической науке на протяжении почти пяти десятков лет упорно притягивали действительно существовавшие общие агрессивные замыслы Токио в отношении СССР и МНР к частным событиям в районе реки Халхин-Гол. В качестве документальной основы для подобного утверждения приводился план операции «Оцу» (№8) — вариант «Б», который лег в основу подготовки и проведения агрессии против Монголии. Известно, что он был разработан и утвержден осенью 1938 г. не командованием Квантунской армии, а именно Генштабом императорской армии.
Сегодня в научной литературе можно встретить и иное мнение российских исследователей, совпадающее с точкой зрения ряда японских историков. В частности, учебном пособии по истории Японии, изданным Институтов Востоковедения РАН можно встретить следующую формулировку: «Как и при конфликте у оз.Хасан, в этом случае имела место самовольная акция командования Квантунской армии. Не поставив в известность Токио, они разработали план захвата части монгольской, а затем и советской территории с выходом к транссибирской магистрали».[6] При этом некоторые российские исследователи в подтверждении такой оценки прямо заявляют о том, что в то время «Квантунская армия была не только военной, но и серьезной политической силой, ее командование нередко принимало важные решения автономно, не считаясь с установками Генерального штаба императорской армии»[7].
Более того, некоторые российские исследователи связывают эти военные столкновения с планами Японии провести железную дорогу Солунь — Ганьчжур вблизи монгольской территории, рельеф которой, по версии монгольской стороны, именно в этом месте выдавался клином. В случае войны железная дорога могла подвергаться прицельному огню с господствующих песчаных высот на монгольской границе. Сдвинув границы в Халхин-Голу, японское командование ликвидировало бы эту угрозу.
И, тем не менее, все прекрасно понимают, что ни планы строительства железных дорог, ни картографические ошибки не приводят к таким весьма трагическим событиям. Как отмечает политолог Г.С.Яскина, «не следует принимать повод за цель», а за поводом она усматривает более глубокие причины: «СССР и Япония были соперниками за лидерство в регионе. Москва стремилась играть ведущую роль в дальневосточных делах. Токио — доказать свое право на эту же роль. Монголия опасалась стать заложником в большой геополитической игре, и открыто тяготела к Советскому Союзу. Командование Квантунской армии руководствовалось надуманной целью, призванной замаскировать его подлинные намерения. Она звучала как «приведение приграничной территории Маньчжоу-го в соответствие с имеющимися в Японии картами»[8].
Одновременно с этим следует подчеркнуть, что выбранный театр боевых действий давал существенные военно-стратегические преимущества для японской армии. Со стороны Маньчжурии туда подходили два железные дороги. Одна из них — бывшая КВЖД проходила в 125 километрах от Халхин-Гола. Еще ближе — в 50-60 километрах находилась станция Хандогай новой железной дороги, идущей от Солуни на Ганьчжур. Кроме того, в распоряжении японских войск имели две грунтовые дороги, идущие к Халхин-Голу от Хайлара. В то же время наша ближайшая железнодорожная станция была отдалена от места событий на 750 километров. Принимая во внимание эти обстоятельства, у японского командования были все основания рассчитывать на успех операции.
События на Халхин-Голе в контексте международных отношений
Конфликт на Халхин-Голе помимо военно-силового имел явное политико-дипломатическое измерение. Вступив в конфликт и развязав крупномасштабные боевые действия, и Советский Союз, и Японии стремились извлечь для себя максимальную политическую пользу, и, в первую очередь, продемонстрировать свою боеспособность перед потенциальными союзниками, поскольку в Европе и в США существовали довольно серьезные сомнения в способности СССР и Японии выступать в качестве надежных и боеспособных партнеров в предстоящих коалициях, состав и конфигурация которых еще не были окончательно прояснены.
Именно в эти месяцы японская дипломатия вела ожесточенный торг об условиях сотрудничества с Германией и Британией. С другой стороны, Япония в то время вела тяжелую захватническую войну в Китае, где несла ощутимые потери в живой силе и технике. И, очевидно, что в таких условиях Япония не была заинтересована в раздувании параллельной крупной войны, отвлекающей их силу от главной цели.
Вычленяя главное, следует сказать, что события на Халхин-Голе были связаны с японскими дипломатическими маневрами, направленными на то, чтобы подтолкнуть Германию к войне против СССР; заставить СССР отказаться от военной помощи Китаю или, по крайней мере, значительно ее ослабить; склонить Англию, Францию и США и «дальневосточному Мюнхену», т.е. к политике «умиротворения» Японии, к тому, чтобы они дали Японии «зеленый свет» для агрессивных акций в регионе; удержать США от применения экономических санкций против Японии и т.д.
Летом 1939 г. не менее важные переговоры вела и военная делегация СССР с представителями военных миссий Британии и Франции в Москве. Не надо забывать и о политической ситуации вокруг Советского Союза. Осенью 1938 г. СССР даже не был приглашен на конференцию в Мюнхене, где решалась судьба Чехословакии, с которой Москва имела договор о взаимопомощи. Это означало одно — падение авторитета Советского Союза в Европе, где весной 1939 г. пала Республиканская Испания — последний союзник Москвы. На Западе небезосновательно полагали, что Красная армия, ослабленная многочисленными чистками. — небоеспособна. К тому же СССР, активно помогавший Китаю оружием и военными специалистами, косвенно был заинтересован в распылении японских сил.
В этой ситуации позиция советского правительства в отношении Японии наиболее четко обозначена в ответе Чан Кайши на его предложение заключении мирного договора между двумя странами. Она заключалась в следующем:
— изолированное вступление СССР в войну принесет больше вреда, чем пользу: это ухудшит положение Китая и улучшит положение Японии;
— правительство СССР считает нецелесообразным выступление СССР без участия США и Англии. Это послужит лишним поводом для обвинений трех агрессоров в большевизации Китая, даст им возможность ссылаться на то, что СССР имеет особые интересы в Китае и стремится его захватить;
— выступление СССР вовлечет в войну Германию и Италию, которые окажут помощь Японии, и в результате положение осложнится;
— правительство СССР подтверждает, что вступит в войну (против Японии) при наличии одного из следующих непременных условий:
1) в случае нападения Японии на СССР;
2) в случае, если вместе в СССР выступит Англия или Америка;
3) в случае, если Лига наций вынесет постановление, предлагающее тихоокеанским державам применить против Японии военные санкции.[9]
Таким образом, возникший конфликт, который формально был четырехсторонним — МНР и СССР против Маньчжоу-Го и Японии — фактически был выяснением отношений между СССР и Японией. Конфликт стал прекрасной возможностью для любой из сторон не только закрепить за собой спорные территории, но и значительно поднять свой военный и политический престиж на международной арене.
Суммируя все эти факты, следует сделать вывод о том, что вооруженное столкновение советских и японских войск летом 1939 года подтолкнуло советское правительство на вынужденное заключение с Германием Пакта о ненападении с тем, чтобы избежать опасности вовлечения нашей страны в войну на два фронта — западный и восточный. С другой стороны, разгром японских войск побудил японское правительство заключить в апреле 1941 года Пакт о нейтралитете с СССР. Хотя здесь же возникает другой вопрос о том, насколько результативными оказались эти акции, поскольку в том и другой случае, несмотря на достигнутые ранее официальные договоренности, последовали кровопролитные войны, исход которых определил все мировое послевоенное устройство
[1] Жуков Г.К.Воспоминания и размышления. В 2-х томах. Т.1, м., 2002, с.160-161
[2] Молотов В. Доклад о внешней политике Правительства на Внеочередной пятой сессии Верховного Совета ССР 31 октября — 2 ноября 1939 г. Стенографический отчет. Изд. Верховного Совета СССР 1939 г., с.22
[3] СССР и страны Востока накануне и в годы Второй мировой войны
[4] Бутаков Я.А. Горячий август 1939-го. К 70-летию победы русских войск на Халхин-Голе. — Журнал «Золотой Лев». «211-212 (издание русской консервативной мылси).Ресурс Интернета: zlev.ru
[5] Японский милитаризм с.165
[6] История Японии.М., ИВ РАН, 1999 г., ч.П, с. 381
[7] СССР и страны Востока накануне и в годы Второй мировой войны, М., 2010, с.16
[8] СССР и Страны Востока накануне и в годы Второй мировой войны. М., 2010, с .28
[9]Jiang Zongtong Milu. Secret diary of President Chiang. Taibei: Zhongyang Ribao Chubanshe, 1978, vol. 12, p. 9
http://japanstudies.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=413&Itemid=68
Опубликовано в