8 февраля, 2012 Без широкой коалиции, без эффективного прагматизма и сотрудничества с либералами из старого режима «белая революция» в России закончится так же печально, как и предыдущие попытки российской демократизации.
Отношения России с демократией исторически более близкие, чем могут предположить некоторые люди в России и за ее пределами. Еще в декабре 1825 года царская Россия пережила неудавшуюся попытку дворцовой революции, предпринятую группой молодых и либерально настроенных аристократов-идеалистов, которых позже назовут декабристами. Если бы декабристы добились успеха, задуманный ими запрет самодержавия наверняка привел бы Россию на дорогу общеевропейских событий, происходивших в середине XIX века. В 1905-1918-м и в 1987-1999 годах Россия снова вплотную подошла к тому, чтобы стать членом международного сообщества либеральных, демократических и основанных на нормах права государств. Надо отдать должное демократам, которые в этих двух случаях сумели свергнуть старые режимы единовластия. Однако то, что появилось после их частичных побед, назвать демократией нельзя. Это были новые формы самовластного правления, активно злоупотреблявшие демократической риторикой: ленинская «советская демократия» и путинская «суверенная демократия».
Почему Россия еще не стала демократией, и чему могут научиться на ошибках своих предшественников сегодняшние декабристы, то есть те, кто вышел на митинги в декабре 2011 года? По крайней мере, что касается последней российской попытки демократизации, которая была предпринята где-то в 1987 году, то один урок должен быть предельно ясен и понятен. Демократия в России не может появиться до тех пор, пока различные российские либеральные организации и фракции будут критиковать друг друга с той же регулярностью, с какой они критикуют своих авторитарных врагов. Вместо того, чтобы объединиться против общего врага, либералы 1990-х годов тратили массу времени и энергии на то, чтобы доказать, кто из них умнее, либеральнее, образованнее, кто менее коррумпирован и более способен руководить страной – и т.д.
Судя по событиям сегодняшнего дня, новые попытки демократизации также могу потерпеть неудачу в силу того же самого парадокса, что мешал аналогичным устремлениям ранее. Российское демократическое движение не малочисленно, оно просто слишком разнообразно. В нем слишком много, а не слишком мало партий, лидеров и фракций. Его активисты слишком высокомерны, слишком заняты собой и слишком интеллектуальны, чтобы объединиться друг с другом и общими усилиями всего демократического спектра повести настоящую борьбу за политическую власть.
Вместо этого мы видим огромное множество вариантов, организаций, лидеров, программ и т.д. Это во многом напоминает 1990-е годы. В то время Григорий Явлинский снискал позорную известность из-за своей псевдополитики: он всегда высокопарно говорил об этике и об анализе, но никогда ничего не делал на практике. Подобно Явлинскому в те времена, многие сегодняшние либералы думают, что быть политиком — значит делать морализаторские заявления, имея свою маленькую партию, выступать в качестве председателя какой-нибудь организации, привлекать к собственной персоне как можно больше внимания Запада, давать интервью многочисленным иностранным журналистам и т.д. Короче говоря, многие российские демократы ошибочно принимают за политику публичную активность, гражданские акции и шумиху в СМИ. Будь эти люди настоящими политиками, они занимались бы активной деятельностью совсем иного рода: создавали коалиции, искали политических союзников и партнеров, формировали организации в регионах и искали подходящие контакты среди представителей авторитарного режима. Если говорить коротко, им надо готовиться к взятию власти, а не заниматься бесконечной саморекламой, делая это зачастую в ущерб своим идеологически близким коллегам.
Что может политология добавить к общему представлению о неприемлемой культуре российского демократического движения? Отказ от сотрудничества некоторых российских демократов это особенно серьезная проблема, потому что они лишены эффективного политического пространства, в котором могли бы действовать, и потому что им нужны союзники в рядах авторитарного режима – дабы преодолеть дефицит поля для политического маневра. Что это значит?
Во-первых, политическое пространство в России ограничено. Либерально-демократический спектр (не путать с ЛДПР Жириновского, у которой неверное название) сталкивается с тремя довольно сильными антилиберальными лагерями. Это авторитарные консерваторы из правящего режима, националистически настроенные коммунисты из былых времен и новое ультраправое националистическое движение. А это значит, что эффективный политический спектр в России уже состоит как минимум из четырех соответствующих лагерей. В нормальной демократии это привело бы к четырехпартийной системе. Однако в России только авторитарный и коммунистический лагеря достаточно консолидированы в рамках «Единой России» и КПРФ («Справедливая Россия» — это слишком молодое и гибридное явление, классифицировать которое непросто). В отличие от них, демократы и (к счастью для России и всего мира) ультранационалисты расколоты на многочисленные группы и группки, которые активно ссорятся между собой. В итоге довольно высокая степень фрагментации российского политического спектра означает лишь одно: сейчас шанс на успех в политике есть у одной и только у одной либеральной российской партии или блока. Российские либералы должны создать такую объединенную зонтичную организацию и активно сплотиться вокруг нее.
Конечно, могут возникнуть мысли о том, что в России есть потенциал и для социал-демократической партии. Поэтому когда-нибудь там может появиться леволиберальная, например, социал-демократическая партия с одной стороны, и праволиберальная, скажем, христианско-демократическая партия с другой. Есть также шанс для возникновения чисто либеральной партии наподобие немецкой СвДП (Свободная демократическая партия) или британских либерал-демократов. Обе они очень сильно отличаются от российской ЛДПР, да и друг на друга тоже не похожи. Не исключено, что в будущем может появиться даже мощная зеленая партия России. Но в данный момент в либеральной части российского идеологического спектра есть место только для одной партии или коалиции партий. Точно так же, в стране недостаточно электората, оказывающего значительную поддержку более чем одному политически либеральному кандидату в президенты. Таким образом, каждая новая партия и каждый новый кандидат в президенты с либеральными устремлениями ослабляет российский либерализм, а отнюдь не усиливает его. Демократам нужны не новые партии, лидеры и программы, а объединение, или как минимум сотрудничество, альянсы и коалиции, а порой также субординация и дисциплина. Если российские либералы сохранят культуру 1990-х годов, они останутся, как говорят в России, «политиканами» — политиками любительского уровня. А Россия останется авторитарной страной.
Во-вторых, в истории переход к демократии происходил тогда, когда умеренные силы в составе усиливающегося антиавторитарного общественного движения могли найти контакт и получить поддержку у реформаторского крыла правящего режима. Например, для появления зачатков демократии 1990-х годов советской России в последние годы существования СССР понадобился альянс реформаторов из руководства коммунистической партии в лице Михаила Горбачева, Александра Яковлева и прочих с одной стороны, и неформального демократического движения за рамками существующих структур, с другой. На сегодня это означает, что внутреннего единства для российского либерального движения недостаточно. Ему необходимо искать и находить союзников внутри государственного аппарата, в том числе, в высших эшелонах власти. Без такого альянса итогом сегодняшних протестов станет либо выживание нынешнего режима с некоторыми изменениями, либо его замена на другой авторитарный режим, как случилось в 1917 году.
Сотрудничество с представителями действующей власти — это, безусловно, сложный вопрос, по крайней мере, в контексте специфической культуры российской либеральной среды. И декабрьские демонстранты, и лидеры либеральных партий любят исходить из «пуристских» позиций: никакого сотрудничества с теми, кто запятнал себя или даже вызывает подозрение в сотрудничестве с властями на федеральном уровне. Такой пуризм может показаться принципиальным и последовательным, однако он не прагматичен и в конечном итоге представляет собой антиполитическую позицию. Цель политической деятельности — это получение постов в государственной власти и использование полученной власти для осуществления перемен в жизни народа тем или иным способом. Политика это не только защита нравственных принципов и проявление последовательности в поступках. Успех политика измеряется тем, чего он сумел добиться – а не тем, как он себя ведет и что обещает. Политики в предположительно демократическом западном обществе почти ежедневно и в огромной мере проявляют оппортунизм, дабы, во-первых, добиться власти, а во-вторых, иметь возможность воздействовать на общество путем принятия законов и их реализации на практике через широкие коалиции. Без определенной степени гибкости ничего не произойдет. И политики не должны бояться быть оппортунистами.
Отказ либералов от поисков партнеров в правящем режиме меньше связан со спецификой авторитарного режима в России и больше – с многолетней патологией культуры российской интеллигенции. Привередливость российских демократов выглядит довольно странно, если посмотреть на их прежние альянсы. У многочисленных либеральных группировок ранее не было ссор, и они сотрудничали, скажем, во время декабрьских протестов с такими сомнительными ультранационалистами, как Эдуард Лимонов и Владлен Кралин (он же Владимир Тор). Почему, имея такой опыт, либералы столь непреклонны в своей решимости избегать любых взаимоотношений с настроенными на реформы представителями режима? Для стороннего наблюдателя это остается загадкой. Уроки российского прошлого и соответствующего международного опыта совершенно ясны и понятны: без эффективного альянса между умеренными представителями протестного движения с одной стороны, и реформаторами старого режима с другой никакой демократизации не будет.
Можно лишь надеяться, что в конечном итоге российские либералы освободятся от «синдрома Явлинского» и от некоторых недостатков интеллигенции, которые препятствуют российскому демократическому движению на протяжении почти полутора веков. Российскому либерализму придется трансформироваться, превратившись из чисто интеллектуального и гражданского движения в движение политическое. Кто находится в лагере либерал-демократов, а кто за его границами – это необходимо определять на основе политических взглядов, характера деятельности и соответствия человека, но не на основе личной вражды и антиполитического максимализма. Чем шире будет демократическое движение, чем глубже оно проникнет в структуры государства, тем больше шансов на успех появится у политического либерализма. Будет весьма странно в предстоящие месяцы и годы наблюдать за очередным повтором псевдополитики, которой так сильно увлекались предыдущие поколения российских демократов.
Андреас Умланд – доктор наук, адъюнкт-профессор Центра изучения Германии и Европы (DAAD) в Киево-Могилянской академии на Украине.
Оригинал публикации: How to Make Russia Democratic?
http://inosmi.ru/politic/20120208/185246049.html
Опубликовано в